Среди гиен и другие повести - Виктор Шендерович

— Не мужское дело — пакетики, — сказала она.

— Да уж.

— Спасибо! Вот: пятьсот рублей и двадцать евро…

Рука с деньгами закрывала сюжет.

— Хороший курс, — сказал он, хватаясь за соломинку.

Она наконец улыбнулась.

— Ну перестаньте, — сказал он, — мне же приятно! Сто лет не угощал девушек артишоками!

Бесцеремонный от отчаяния, Пинский положил ее пакет в свою тележку — и покатил к выходу. Женщина шла чуть сзади, на теплом расстоянии. Он украдкой глянул на нее: она смотрела перед собой. Смотрела сосредоточенным взглядом человека, решающего в уме арифметическую задачу.

За дверью ударил в лицо холодный ветер. Ужас, сказал он. Бегом. И быстро скатил тележку по пандусу, за угол.

Прижав подбородок к груди, он укутывался поплотнее, пытаясь найти зацепку для разговора. Она запахивала шубку, подымала воротник, прятала глаза… Время загустевало вокруг них, слова были только выдохом и значили не больше клочьев пара изо рта. Вы на машине? Да. Где она? Вот эта. Неплохо. Да.

— Десять рублей за то, что положу продукты в багажник, — сказал он.

— У меня нет десяти рублей, — ответила она, посмотрев вдруг прямо в глаза Пинскому внимательным неулыбчивым взглядом.

— Тогда не положу, — сказал он, не отводя глаз от ее, темных.

Нежные губы были приоткрыты, глаза смотрели в него, не отрываясь… Сейчас получу по морде, весело подумал Пинский и сделал шаг вперед, навстречу этим губам.

Мир исчез и вернулся откуда-то через минуту.

— Ах, так? — хрипло сказала она, отдышавшись. — Ах, так?

И шагнула к нему сама.

Не было ни мыслей, ни чувств — ничего, кроме благодарного организма. Пинский лежал, слушая, как сильно и счастливо бьется сердце. Организм рассмеялся, выбрасывая последние протуберанцы энергии…

Лежащий вспомнил путь до этой постели, лифт, ее руки и губы, и это небывало поднимавшееся из моря цунами, и ее крик, и колючий взрыв в собственном затылке…

Он только сейчас услышал шум воды в ванной — и расплылся в неудержимой улыбке, ощутив, что хочет ее снова. Пинский лежал теперь, ожидая, когда стихнет душ, и когда тот замолк, повел сладкий отсчет: вот она вышла из ванной, вот вытирает тело…

Но она все не выходила, а вышла уже одетая и подкрашенная: проводишь?

Он был уязвлен: обычно он уходил от женщин сам; обычно удерживали — его.

— Погоди…

Она присела на самый краешек кровати. Он подался к ней, взяв за локоть, почувствовал мягкое тепло через ткань джемпера.

— Нет-нет, — сказала женщина, — мне пора.

И встала, и он отпустил руку, растерянный.

— Ты очень хорош, — сказала она уже в дверях, и это уязвило его еще сильнее. Его оценили, надо же. Он получил зачет, и он уже в прошлом. Ах, ты!..

Пинский вскочил, укрываясь простыней, и через секунду был возле нее.

Они возились у косяка, хрипя и извиваясь, голый и одетая, в гибриде вольной борьбы и грязного танца, и он успел прийти в отчаяние, прежде чем добрался до невидимого тумблера и переключил его, и сопротивление стало участием. Уже союзниками они снова упали на кровать, и она сама пыталась содрать с себя шкурки-одежки, и он шептал жадные грубости, и снова волок ее по каким-то темным коридорам, и все это было еще слаще, чем в первый раз…

— Хорош, да? — переспросил он, когда их наконец размагнитило и они отвалились друг от друга. Она хрипло рассмеялась, возвращаясь в сознание.

— Ну что? Вторая попытка уйти? — спросил он минуту спустя. Это был намек на то, что ей пора в ванную. И это была месть, да. Легкая мужская месть.

— Что: уже всё? — уточнила она. И он расхохотался, и они снова начали обниматься, уже нежно.

Когда она вышла из душа, полуодетый Пинский сидел, уставившись в плазму, где по зеленому полю бегали красные человечки. Прости, сказал он, — «Манчестер» играет… Я ж фанат.

А я за «Челси» болею, ответила она.

Он хмыкнул: так ты враг! Ага, ответила она, враг. И, присев на ручку кресла, повернула его голову от экрана к себе и поцеловала. Он пытался совмещать, косясь в телевизор, но она властно закрыла ему глаза рукой.

Рискуете, девушка, сказал он и начал ловить губами прохладную ладонь. Потом провел пальцем по джемперу, от ключицы к соску. По ее телу пробежала дрожь, и все пошло на третий круг. Уже с закрытыми глазами она нащупала в его покорной руке пульт — и щелкнула, выключая, но промахнулась кнопкой.

— …многонационального российского народа, — громко сказал Владимир Владимирович Путин. — Всех тех, кто считает нашу Россию своей страной…

Пинского аж подбросило.

— Блин! Мудака убери!

Она вскрикнула от неожиданности.

— Дай сюда! — крикнул он.

— …на благо ее будущего, — успел сообщить Путин, и Пинский, вырвав пульт, вырубил наконец телевизор.

— Так импотентом можно сделать! Ты что?

Женщина стояла в нескольких шагах и терла ушибленное запястье.

— Прости, — сказал Пинский. — Просто я видеть его не могу.

Повисла странная тишина. Потом гостья перестала тереть запястье и сказала:

— А я могу.

— Что?

Пинский смотрел, не понимая.

— Мне — нравится — Путин! — раздельно произнесла женщина.

— Да ладно, — скривился Пинский. — Иди сюда…

— Дурак, — сказала она. — Психопат белоленточный. Все вы психопаты!

— Что?

— То самое, — коротко ответила незнакомка и вышла в коридор. Она одевалась.

Пинский не мог поверить, что это не розыгрыш. Он еще не встречал людей, которые любят Путина. Он думал, что все они живут в телевизоре и питаются от розетки. Он сидел, тупо глядя в мертвую плазму.

Попка, очень кстати, прокричал про антинародный режим. В прихожей жжикнула молния, потом вторая: гостья надела сапожки. И, уже одетая на выход, отчеканила, зайдя в комнату:

— Клоуны! Повылезало изо всех щелей… Революционеры! Власти захотелось?

— Эй, — крикнул он, вскочив, — полегче на поворотах!

— Я тебе не «эй», — ответила она. — Навальному экай.

— Так, ладно, закрыли тему!

— Мы все темы закрыли, — сказала она.

— Да?

— Да!

Они стояли у дверного косяка, от которого только что отправлялись в свое второе путешествие, — стояли и кричали друг на друга, размахивая руками. Она была в шубке и на каблуках, он в трусах и рубашке, но полноценному диалогу это не мешало.

Иди трахайся со своей Собчак! Причем тут Собчак! Идиотка! Кто идиотка? Ты, кто же еще! Нафаршировали голову дрянью! Путин ей нравится! Да, Путин! Уродина! Я? Он! Он нормальный мужик! Козлина он, твой Путин! Да вы ему в подметки не годитесь, болтуны! Урод конченый! На Лимонова посмотри! Причем тут Лимонов? Иди целуйся с Лимоновым. Дура! Болван! Ну и катись, спи со своим Путиным! Я найду, с кем спать! Да я не сомневаюсь!