Медленные пули - Аластер Рейнольдс

– Откуда вы знаете?..

– А что, непонятно? Кивидиноки показали мне. Когда я говорю «показали», я выражаюсь буквально. Они поместили в мою башку все времялинии одновременно. Их сознание – лучше называть это сознанием, за неимением более адекватного термина, – блуждает по многим вероятностным путям. Размазано по ним. Они воспринимают все эти пути. Вот почему они говорили, что видят мир не так, как мы. Кивидиноки достигли этого, удалившись от нас и приблизившись к машинам.

Серхио глубоко вздохнул, пытаясь осмыслить услышанное.

– Как это выглядело?

– Мертвые миры. Множество миров. Бесчисленные Земли, которым не повезло. Там начальные условия вспышки сверхновой отличались от наших. Аннигиляции ничто не препятствовало. Если тебе так понятнее – указующий перст Господа пришелся не в то место. Миры праха и тьмы.

Иван снова порылся в груде личных вещей, бесцеремонно сдирая и отбрасывая в сторону верхний «культурный слой». Нашел плоский пакетик и протянул его Серхио. Пакетик был из промасленной бумаги. Выскользнув из непослушных пальцев, он раскрылся. Содержимое высыпалось. Это были блестящие, будто стеклянистые, серые карточки, похожие на те, что Серхио увидел в семинарии вскоре после того, как духовник угнездился в его мозгу.

Он увидел картинки.

Другие картинки.

– Понятия не имею, как они это сделали, – прокомментировал Основатель. – Кивидиноки умели вмешиваться в работу записывающих устройств, таких как те, что я взял с собой в полет к Погибели. Они внедрили туда двухмерные изображения. Составленные по данным с других мировых линий.

– Там механизм коллапса сверхновой был иным.

– И там мы поджарились с корочкой.

На каждой карточке масштабы катастрофы отличались от предыдущих, но неизменно представляли картину смертельного опустошения. Столь полного, что жизнь на суше никогда не возродилась. Возможно, в обмелевших, странно изменивших очертания крапинках-океанах еще теплилась какая-то ее искра. Но не на всех карточках были океаны. Кое-где не осталось и атмосферы.

– Ну, в общем, вот так это было, – заключил Иван. – Только нам не довелось испытать этого на своей шкуре. Наша мировая линия, где мы с тобой сейчас беседуем, – из ряда вон выходящее исключение. Одинокий оазис посреди пустыни вероятностей. И он существует только потому, что мы его наблюдаем. А мы наблюдаем его потому, что он существует.

Серхио перебирал оставшиеся картинки, вариации на тему всемирного опустошения. Он знал – подсознательно уверился, – что они настоящие. Настолько настоящие, насколько это вообще возможно для артефактов, выкраденных с иных времялиний. Эти изображения Иван хранил в строжайшей тайне восемьдесят лет. Они опровергали факт Божественного вмешательства. Разрушали чудо. Глядя на них, верилось только в одно. В нечеловеческую несправедливость и жестокость.

«И мы выжили, – думал Серхио, – только потому, что кто-то должен был выжить, чисто статистически. А отнюдь не потому, что были избраны и сподобились спасения».

– Чего же вы хотите?

– Возьми отвези их в Диоцез. Добейся, чтобы там услышали мои слова.

– Вы слишком многого от меня требуете.

– Ты слуга Божий. – В голосе Ивана почти не было иронии. – Молись, и Он тебе поможет.

– Почему я должен в Него верить? После всего?

– Потому что теперь вера тебе нужна, как никогда прежде. Мы это упустили. Не придали этому значения. У нас было доказательство бытия Бога, и мы не нуждались в слепой вере. Но наше доказательство подложное. Орден выстроен на лжи. Разрушить орден не значит поколебать веру, если она у тебя еще осталась. Мне не суждено было ее обрести. Видать, не подвернулся подходящий воздушный поток. Послание в бутылке не дошло до адресата. А ты молод. У тебя есть шанс обрести веру, даже если до сих пор ты и был ее лишен. Полагаю, она тебе очень пригодится. Грядет что-то вроде джихада, и ты будешь в нем сражаться, хочешь того или нет.

– Да еще какого джихада! – сказал другой голос, не принадлежавший фигуре на смертном одре. – Тебе такого даже не вообразить.

– А, Беллармин. – Серхио обернулся и посмотрел очевиднику в лицо.

Тот вошел в палату совершенно неслышно.

Шелест рассекаемого воздуха. Металлический просверк. Беллармин выхватил карточки из руки Серхио. На миг очевидник задержал их у лица, тасуя и пересматривая, потом едва уловимым движением разорвал на мельчайшие кусочки.

– Мне было известно о существовании этих изображений, – сказал он голосом, подобным жужжанию осы. – Я не удосужился их уничтожить.

– Будь осторожен в своих словах. Магнитофон включен.

– Мой голос не будет записан на пленку. Я обращаюсь к твоему мозгу напрямую через духовника. Если кто-то в Диоцезе воспроизведет запись, будет слышно, как ты говоришь с пустотой.

Серхио наклонился к постели и выключил магнитофон:

– Ну ладно, говори. Что происходит? Как ты пронюхал про Индрани?

Беллармин подошел ближе. Серхио показалось, что у него в голове что-то копошится по-муравьиному.

– А разве это не очевидно? Через твоего духовника. – Беллармин заговорил тише, но тембр голоса стал глубже. – Ты воображал, будто это пассивное устройство, существующее лишь для того, чтобы направлять тебя и открывать мысленному оку священные базы данных. Но это не так. У него куда более широкие возможности. За моей маской скрыты массивы сверхпроводящих устройств, способные зафиксировать мгновенные изменения электромагнитных характеристик окружающей среды. Вот как я почувствовал, что ты нервничаешь – там, на балконе. Массив сверхпроводников имеет доступ к данным, записанным в твоем духовнике. Ко всему, что ты видишь и слышишь. Ты предан собой самим, Менендес.

– И как давно я предан?

– Мы, очевидники, собираем все данные, какие только можно. Для собственной же безопасности. Я узнал вскоре после происшествия.

– Но почему… Погоди, я понял. Ты выжидал? – Серхио был готов хохотать над очевидностью этого факта, столь внезапно открывшегося ему. – Ты изъял данные из Диоцеза и решил придержать до тех пор, пока они не пригодятся, чтобы шантажировать меня. Умно, Беллармин. Очень умно.

– В этом нет ничего особенного.

– Разумеется… нет, – сказал Иван. Его голос перешел в предсмертный хрип. – Как… иначе… могло… быть? Когда Индрани… его… спасла… он был… зеленым юнцом… семинаристом…

– Должны быть и другие такие же, – сказал Серхио.

– Нет, – возразил Беллармин. – Ты оказался исключительно слаб и бездарен, Менендес. Ты сам преподнес себя нам. На блюдечке.

– Я не нарушил никаких обетов.

– Почему же ты все время скрывал от нас эту историю? – Беллармин еще больше понизил голос и обратился к Основателю: – Я и с тобой говорю. Он тебе открылся, я знаю.

Серхио вернул магнитофон в сумку.