Перси Джексон и Море чудовищ - Рик Риордан

Я приказал веревочному трапу спуститься с корабля, и мы взобрались на борт.

Затычки из ушей я не вынимал просто для верности. Мы плыли, пока остров окончательно не исчез из виду. Аннабет, съежившись, сидела на полотенце на передней палубе. Наконец она взглянула на меня все еще затуманенным и печальным взглядом и еле слышно произнесла:

— Все, отпустило.

Я вытащил затычки. Никакого пения слышно не было. День стоял тихий, только волны плескались о борт корабля. Туман испарился, исчез в голубизне небес, словно острова Сирен никогда не существовало.

— Ты в порядке? — спросил я.

Едва сказав, я понял, как неуклюже это прозвучало. Все ведь и так очевидно.

— Я не понимала, — пробормотала Аннабет.

— Чего?

Ее глаза были такого же цвета, как туман на острове Сирен.

— Какой может быть сила искушения.

Мне не хотелось рассказывать Аннабет о том, что я видел счастье, обещанное ей сиренами. Я чувствовал себя так, словно незаконно проник на чужую территорию. Но мне показалось, что в этом — мой долг перед Аннабет.

— Я видел твой перестроенный Манхэттен, — сказал я. — И Луку, и твоих родителей.

— Ты видел это? — вспыхнула Аннабет.

— Помнишь, что Лука сказал тебе на «Принцессе Андромеде»… чтобы начать все заново, надо перестроить старое…

Аннабет закуталась в одеяло.

— Моя роковая ошибка. Вот что сирены показали мне. Мою роковую слабость — хубрис.[17]

— Эта коричневая дрянь, которую кладут на сэндвичи с овощами? — Я заморгал от удивления.

Аннабет, в свою очередь, вытаращила на меня глаза.

— Нет, рыбьи мозги. Ты имеешь в виду хумус.[18]Хубрис, то есть высокомерие, гораздо хуже.

— Что может быть хуже хумуса?

— Высокомерие — это крайняя степень гордыни, Перси. Сознание, что ты можешь делать все лучше кого бы то ни было… даже богов.

— И ты такое испытывала?

Аннабет опустила глаза.

— Перси, неужели у тебя никогда не возникало чувства, что мир — это помойка? Что, если бы мы смогли начать все заново, представляешь? Никаких войн. Никаких бездомных. Никаких домашних заданий на лето.

— Ну-ну, дальше.

— Иными словами, западная цивилизация впитала в себя многое из самых лучших достижений человечества — вот почему огонь все еще горит. Вот почему Олимп все еще здесь. Но иногда приходится наблюдать ужасные вещи. И ты начинаешь размышлять как Лука: «Если я смогу уничтожить все это, я смогу создать все намного лучше». Ты никогда не испытывал подобного чувства? Что мог бы лучше решать проблемы, если бы управлял миром?

— Хм… нет. Управлять миром — это, по-моему, просто ужасно…

— Счастливчик. Значит, высокомерие не твоя роковая слабость.

— А что же тогда моя?

— Не знаю, Перси, но у каждого героя есть своя роковая слабость. Если ты не вычислишь ее и не научишься контролировать… Сам понимаешь, роковая в данном случае — это не просто слово.

Я задумался. Не могу сказать, чтобы эта мысль меня приободрила.

Также я отметил, что Аннабет не слишком распространялась о том, что собирается изменить в личной жизни: скажем, вновь соединить родителей или спасти Луку. Я это понимал. Не хотелось признаваться себе, как часто я мечтал, чтобы мои родители вновь были вместе.

Я живо представил себе маму в нашей квартирке в Верхнем Ист-Сайде. Я попытался вспомнить запах ее синих вафель. Все это казалось таким далеким…

— Так что — значит, игра стоила свеч? — спросил я Аннабет. — Ты стала… мудрее?

Она уставилась куда-то вдаль.

— Не уверена. Но мы должны спасти лагерь. Если мы не остановим Луку…

Можно было не продолжать. Уж если образ мыслей Луки смог соблазнить даже Аннабет, то можно было представить, сколько еще полукровок присоединятся к нему.

Я подумал о своем сне про девушку и золотой саркофаг. Не уверен, что я понимал его значение, но у меня возникло чувство, будто я что-то упустил. Нечто ужасное — какую-то хитрость Кроноса. То, что увидела девушка, когда открыла крышку гроба?

Внезапно глаза Аннабет расширились.

— Перси! Смотри!

Я повернулся.

Впереди по курсу снова появился клочок земли — остров, напоминающий седловину с поросшими лесом холмами, белым песком пляжей и зелеными лугами, — совсем как во сне.

Мое навигационное чутье подтвердило это. 30 градусов 31 минута северной долготы, 75 градусов 12 минут западной широты.

Мы достигли места обитания циклопа.

Когда представляешь себе «остров чудовища», то воображение рисует зубчатые скалы и разбросанные поберегу кости — словом, остров Сирен.

Остров циклопа был совсем другой. Ладно, согласен, через расселину протянулся подвесной мостик, а это дурной знак. С таким же успехом здесь могли бы поставить щит с надписью: «ОСТОРОЖНО, ЗЛО!» Но, не считая этого, местечко выглядело как почтовая открытка с видом Карибских островов. Зеленые поля, тропические фруктовые деревья и белые песчаные пляжи. Когда мы плыли к берегу, Аннабет вдохнула сладковатый воздух.

— Руно, — мечтательно произнесла она.

Я кивнул. Я еще не видел само руно, однако уже ощущал его силу. Легко было поверить в то, что оно способно исцелить все, даже отравленное дерево Талии.

— Если мы увезем его, то остров вымрет?

Аннабет покачала головой.

— Он изменится, начнет увядать. Станет таким, как был прежде.

Я почувствовал себя немного виноватым оттого, что придется разрушить этот рай, но ведь выбора у нас не было.

С Лагерем полукровок стряслась беда. И Тайсон… с ним ничего не случилось бы, если бы не этот поиск.

На лугу, у подножия ущелья, сбившись в кучу, паслось стадо, насчитывавшее несколько дюжин овец. Выглядели они вполне мирно, но были огромные, размером с гиппопотама. Сразу за ними начиналась тропинка, которая вела вверх, в холмы. На верху тропинки, на самом краю расселины, рос могучий дуб, тот самый, который я видел в своих снах. В его ветвях поблескивало что-то золотистое.

— Слишком все просто, — пробормотал я. — Значит, мы можем забраться туда и взять его?

— У руна должен быть страж. — Аннабет сощурилась. — Дракон или…

В этот момент из кустов выступил олень. Он рысцой пробежался по лугу, возможно высматривая, где бы пощипать траву, но тут овцы разом заблеяли и ринулись на него. Это произошло так быстро, что олень от неожиданности споткнулся и его накрыло море шерсти и топчущих копыт.