Бог есть. Что дальше? Как стать теми, кем мы призваны быть? - Николас Томас Райт

Как все это связано с нашей темой? Отчасти это трудно понять из–за того, что христианский мир в конце эпохи Нового времени стал воспринимать ум, орган мышления и рассуждения, как нечто обособленное. Если бы сетчатка глаза была «обособлена» от прочего, мы потеряли бы способность видеть. То же самое происходит и с умом. «Мышление» и «рассуждения» оказались в отдельном мире, где обитают «мыслители» и «теоретики» (достойно внимания, что, скажем, спортивные комментаторы используют слово «теоретический» в смысле «не имеющий отношения к делу», говоря, например: «Теперь исход состязания представляет лишь теоретический интерес»). Кроме того, мы часто говорим о своих мыслях так, как если бы это были чувства. Так, на каком–то собрании из вежливости мы можем сказать: «Я чувствую, что это неверно», — потому что это звучит не так грубо, как: «Я думаю, что это неверно». Подобным образом, не осознавая того (и это свидетельствует о той же самой проблеме!), мы иногда придаем чувствам более важное значение, чем мыслям: «Я чувствую, что мы должны это сделать» имеет больший риторический вес, чем «Я думаю, что мы должны это сделать», потому что никто не захочет ранить наши чувства. За этим естественным образом следует еще один шаг: мы позволяем чувствам заменить наше мышление, и тогда, на поверхностный взгляд, разумная дискуссия может оказаться просто обменом иррациональными эмоциями, где участники чувствуют свою нравственную правоту — ведь сказав «я чувствую, нам надо сделать то–то», они говорят правду: они это чувствуют достаточно сильно, так что они почувствуют обиду и отвержение, если другие с ними не согласятся. Тогда разумное обсуждение чего–либо становится невозможным, остается спор детей в песочнице.

В тот день, когда я писал первый набросок данной главы, в газете, которую я читаю, было опубликовано читательское мнение о «самоубийстве при помощи медиков», то есть об эвтаназии. Высказав свою точку зрения, автор письма в редакцию заключал: «Вот что я чувствую по этому поводу, и я знаю, что множество людей чувствуют то же самое». Я не сомневаюсь в том, что это правда. Но его чувства не имеют никакого отношения к тому, нужно ли так поступать или нет. Многие люди чувствуют, что мы должны бомбить наших врагов, применять смертную казнь в случае тяжелых преступлений и кастрировать насильников, что нам следует отменить подоходный налог, чтобы могли выжить самые неприспособленные. Другие люди чувствуют, что всего этого делать нельзя. Эмоции людей могут показать нам, какой вопрос вызывает больше всего споров, но не позволяют прийти к выводу, что правильно, а что нет.

Пока человек не приведет разумных оснований, у нас в буквальном смысле слова нет никакого повода относиться к его мнению серьезно. Без доводов остается только эмоциональный шантаж. Иногда мы это называем «нравственным шантажом», но в нем нет ничего нравственного, это просто детская угроза устроить скандал, если все не согласятся сделать, как я хочу. В результате процесс принятия нравственного решения опустился до уровня мысли о том, как бы не ранить чьи–то чувства, то есть воцарилась путаница в умах, на которые тихо, но властно действует нынешний век, чтобы сформировать их по своему образу. Как если бы воскресения не было, как если бы грядущий век не наступил. Именно на это указывал Павел.

Точнее сказать, не только на это. Этика Павла в каком–то смысле начинается с призыва: «Подумайте, кто вы есть в распятом и воскресшем Мессии» (например, Рим 6:11), — то есть оглянитесь назад, посмотрите на смерть и воскресение Иисуса. Но здесь, в своем типичном призыве к «добродетели», Павел в той же мере смотрит вперед: «преобразуйтесь обновлением ума» означает, что вы можете проработать, исследовать, продумать, в чем заключается Божья воля, и прийти к взвешенному заключению (именно это содержится в сжатой греческой фразе eis to dokimazein hymas) о том, что сделает вас полностью обновленными людьми, в чем состоит ваша цель, telos. Для этого недостаточно «следовать своим импульсам» или даже интуиции. Да, интуиция может подвести вас к нужному месту, но без обновления ума вы не в состоянии будете понять, что эта интуиция верна и что это не очередной мираж обманчивого нынешнего века.

В начале Послания к Филиппийцам мы найдем еще один отрывок, тесно связанный с текстом из главы 12 Послания к Римлянам:

Я выделил некоторые слова курсивом, чтобы показать, как Павел развивает ту же самую тему. Думая о любимых христианах Филипп и молясь о них, Павел, разумеется, желает, чтобы они возрастали в любви, но эта любовь вовсе не «клубок эмоций», но продуманная привычка сердца — сердца, которое понимает, почему оно одобряет или отвергает те или иные понятия.

И при этом Павел все время смотрит вперед, в соответствии с классическим учением о добродетели «День Мессии» наступит, когда вы станете «совершенными», как он говорил раньше в стихе 6: «Начавший в вас доброе дело будет совершать [то есть доведет его до «совершенства», epitelesei, где снова стоит знакомый корень telos] его даже до дня Иисуса Христа». Здесь есть telos, цель, а также благодать, великое деяние Бога, ведущее к цели; но никогда не стоит думать, что эта благодать может действовать помимо участия ума. Мы снова видим, что Бог хочет сделать нас людьми, а не марионетками, реальными людьми, которые думают и принимают решения, а не соломой, которую ветер носит туда и сюда. Вы должны «познавать лучшее», говорит Павел — и он использует хорошо знакомое нам слово dokimazein, имеющее общий корень с dokimos из глав 1, 2 и 12 Послания к Римлянам. По моему мнению, проблема современного христианства отчасти заключается в том, что слова о свободе Духа и о благодати, сметающей все преграды, исцеляющей и преобразующей нас, воспринимаются в духе дешевого романтизма и встраиваются в антиинтеллектуальный поток в нашей культуре, откуда берет начало представление о том, что чем ты духовней, тем меньше тебе приходится думать.

Это ужасающая ошибка. Тексты Рим 12 и Флп 1 говорят о том, что чем ближе ты к подлинной духовности, тем яснее, точнее и продуманнее твои суждения, особенно касающиеся конечной цели твоего христианского путешествия и того, какие шаги прямо сейчас тебе следует предпринять, чтобы приобрести нужные привычки для путешествия к этой цели. Ясное мышление для христианина жизненно важно, это ключевой элемент подлинно человеческой жизни (невозможно стать полноценным человеком, отказавшись от мышления и рассуждения) и, одновременно, тот двигатель, который ведет тебя к этой цели.

И снова нужно сказать, что все это не следует понимать индивидуалистично. Конечно, люди, особенно одаренные умственными способностями, должны использовать их для служения Богу. Но, как здесь же говорится в Рим 12, нам не следует думать о себе более, чем нужно, но думать трезво, потому что Бог сделал нас членами одного тела во Христе (Рим 12:3–5). Но даже здесь, указывая на общинную природу христианского ученичества, которая требует от каждого должного смирения, Павел подчеркивает, что каждый должен это продумать лично: «всякому из вас говорю», пишет он. И здесь снова речь идет о мышлении: фактически Павел призывает «не думать более, чем нужно думать, но думать здравым умом». В греческом здесь мы видим игру слов (hyperphronein, phronein и söphronein), которая достигает своей кульминации на слове, родственном знакомому нам söphrosyne — «здравомыслие», «умеренность», которое использовалось в классических трудах о добродетели. Все христиане призваны думать — обдумывать все таким образом, чтобы это мышление строило уникальную жизнь тела Христова.