Волшебные крылья - Барбара Картленд

Отец Мины недавно умер, а год назад она похоронила мать. Кристин рассказала мне, что у нее совсем нет денег, а ее дом в Линкольншире, где она прожила всю жизнь, после смерти отца перешел к ее дяде, полковнику Осберту Шелдону — думаю, вы его знаете по военной службе, — который закрыл дом, посоветовав племяннице самой позаботиться о себе и найти работу.

В любом случае мы очень благодарны Мине Шелдон за ее неоценимую помощь. Поэтому я очень надеюсь, что она вскоре присоединится к нам, и мы сделаем все, чтобы ей было хорошо с нами».

Лорд Хокстоун опустил письмо и снял очки.

— Это все, что он написал об этой девушке, — сказал он и закончил с мягкой улыбкой: — Остальная часть письма посвящена описанию того, какая ему досталась замечательная жена, как он ее любит и как она нам понравится, когда мы с ней познакомимся. Нет никакого сомнения в том, что парень совсем потерял голову от любви.

Однако маркиз его уже не слушал. Он узнал все, что его интересовало. До всего остального ему не было никакого дела.

— Благодарю вас, — сказал он тихо.

Лорд Хокстоун осушил бокал и поднялся из-за стола.

— Меня ждут в буфете мои гости, — сказал он с легким поклоном. — Я очень ценю, Вентнор, что вы, как я и ожидал от вас, повели себя как истинный спортсмен, который умеет с достоинством проигрывать. Я помню, вы так же вели себя, когда проиграли на скачках.

Граф улыбнулся и закончил:

— Впрочем, должен заметить, это случается с вами крайне редко.

Маркиз улыбнулся ему в ответ и, когда лорд Хокстоун оставил его, накинулся на еду с огромным аппетитом, потерянным с того самого момента, как он обнаружил, что Мина уехала из Вент Роял.

Мина вышла из столовой, съев приготовленное миссис Бригс яйцо и выпив чашечку чая, который оказался для нее слишком крепким. К сожалению, миссис Бригс готовила только такой чай и другого не признавала.

Впрочем, девушка едва замечала, что ела или пила, так как мысли ее были далеко отсюда, в Вент Роял. С того самого времени, как Мина вернулась домой, ее мысли постоянно блуждали по прекрасному парку, мимо озера с белыми кувшинками, под звездным небом на террасе великолепного дома…

Она против своей воли постоянно сравнивала изношенные, протертые до нитяной основы ковры Манор-хауза, линялые занавески и пыльную, давно не полированную мебель с красотой и роскошью, царящими в доме, о котором она думала не иначе как о Рае и из которого была вынуждена уехать навсегда.

Но больше всего девушка вспоминала с тоской не богатый прекрасный дом, а его хозяина, подарившего единственный, но незабываемый поцелуй, и его бабушку — старую леди, отнесшуюся к ней с такой добротой и сердечностью.

Что ж, пусть Манор-хауз не мог сравниться по своей роскоши и красоте со всем тем, что окружало маркиза, однако птицы, которые всегда были частью ее жизни с тех самых пор, как она была ребенком, были здесь такими же, как и в роскошном парке Вент Роял.

В это время года на болотах гнездились утки, приливная волна весело журчала по крабовым норам, а ветры, дующие над болотами, приносили шелесты и запахи, напоминающие о радости жизни.

Сотни чирков копались в прибрежном иле, разыскивая пищу, по мере того, как дюйм за дюймом освобождалась при отливе земля.

Ей не надо было далеко уходить, чтобы добраться до морской отмели, куда спускаются на ночь покормиться гуси при лунном свете. Сюда Мина часто приходила с отцом наблюдать за этими большими серыми птицами, прилетевшими из далекой Арктики.

И уж совсем не надо было выходить из их небольшого садика, чтобы увидеть всевозможных маленьких птичек, которых она знала и любила с тех самых пор, как себя помнила.

В ветвях деревьев почти возле самого дома порхали зяблики и черные дрозды, по тропинкам прыгали трясогузки, покачивая своими длинными хвостами, звонко пели малиновки, и здесь были маленькие скромные крапивники, те самые, на которых, как она однажды сказала маркизу, она считала себя похожей. Низко над землей проносились деревенские ласточки, весело тенькали синицы, и иногда, если очень повезет, можно было увидеть поползня.

Когда пернатые были чем-то встревожены, как, например, в тот день, когда в их птичьем царстве появилась девушка, они начинали петь громче, некоторые тревожно кричали, как, например, зяблик. А другие птицы, такие, как дрозды, пели всю ночь до рассвета.

Едва Мина вошла в свой сад, знакомый с детства, как сразу увидела, как он одичал и зарос. Она сразу же подумала, что в это время, в начале лета, сюда должны были прилететь соловьи с континента, где они зимуют, и что, возможно, сегодня ночью она услышит их пение.

Прежде они часто выходили с отцом ночью в сад и при лунном свете слушали трели соловья. А иногда, если птицы не замечали их присутствия, им удавалось подслушать любовную песнь соловья.

С любви и соловьиных песен ее мысли мгновенно переключились на маркиза, и в ту же минуту птицы были забыты, она снова думала о нем и только о нем.

Погруженная в свои мечты, Мина медленно побрела к самому высокому холму, с которого, если забраться на самую его вершину, было видно вдали море, сверкающее ярко-синими красками под лучами летнего солнца.

Они с отцом прозвали это место своим наблюдательным пунктом, однако Мина обычно приходила сюда и в те минуты, когда была чем-то расстроена, чтобы побыть одной, любуясь на яркие краски моря, сливающегося с небом. Это место всегда успокаивало ее, дарило смутное ощущение того, что есть нечто более важное, чем ее сиюминутные обиды.

И сейчас, направляясь по высокой траве, пестреющей ярко-желтыми цветками лютиков, розовым кукушкиным цветом, красными дикими маками, она говорила себе, что приехала домой. Однако того ощущения покоя и мира, которое всегда дарило ей это место, она на этот раз не почувствовала. Оно было утрачено, и, может быть, навсегда.

Добравшись до вершины холма, Мина нашла, что вид отсюда остался таким же завораживающе прекрасным, каким она его помнила.

Девушка опустилась на землю и прислонилась спиной к дереву, защищавшему ее прохладной тенью от жарких лучей солнца.

Прищурившись, она лениво наблюдала за тем, как блестит вода за зеленым мысом, там, где когда-то причалили ладьи викингов. Свежий ветерок принес с собой соленый запах моря, смешанный с запахом цветущего тростника и медовым ароматом множества цветов, сверкающих в зеленой траве.

Мина сидела так тихо, что слышала шорох птиц в ветвях дерева, и думала, сможет ли она позвать их так, как это делала не раз раньше в своем саду и в парке Вент Роял.

И когда девушка сосредоточилась, как обычно, на этой мысли, она вдруг обнаружила, что призывает с помощью своей магии вовсе не птиц, а маркиза.

Она не могла ни о чем думать, только вспоминала его красивое лицо, слышала его бархатный голос, пока море перед ее глазами не стало расплываться от слез. Ветерок, коснувшийся ее губ, вызвал в памяти тот чудесный поцелуй, что он подарил ей в тот вечер.