Закрытая информация - Сергей Зверев

Анатолий, высадив Рогожина у Ярославского вокзала, умчался, по его выражению, «ковать деньгу».

Время тянулось, и, только войдя в вагон, Дмитрий ощутил, что оно сдвинулось с мертвой точки.

Попутчики – мужчина и две женщины, все с синюшными физиономиями – сооружали дорожное застолье: выложили на кусок газеты жареную курицу, облепленную крошками хлеба. Мужчина поставил перед каждой женщиной пластмассовый стограммовый стаканчик, запечатанный фольгой. Самая нетерпеливая ногтем поддела блестящую упаковку, принюхалась и расплылась в улыбке:

– Русский йогурт!..

По канонам тайной войны перед операцией разведчик подбирает себе маску и легенду. Дмитрию предстояло выполнить грязную работу: поговорить с приятелями Сергея, «выпотрошить» свидетелей преступления для воссоздания картины того дня вплоть до мельчайших штрихов, выяснить, чем вообще дышит этот городишко.

Грязную часть дела Святому следовало проделать, не привлекая к себе внимания, оставаясь в тени. Затем, уединившись в каком-либо укромном местечке, свести в единое целое собранную информацию. Зная, какие карты перетасовались в колоде, можно было решать – проиграна партия или кто-то по-крупному блефует. На кон выставлялся его брат…

– Мамаша! – Рогожин обратился к женщине, метущей веником асфальтовую площадку перед главным корпусом «Шпулек». – Где мне Степаныча найти?

– Ты что за гусь? Не из милиции? – Сморщенное, словно печеное яблоко, лицо пожилой женщины выражало неприязнь. – Ходите, почитай, месяц. Вынюхиваете. Степаныча измордовали вконец. При Сталине таких извергов не было! – Старуха присовокупила пяток крепких словечек. – Степаныч лучшие годки армии отдал, берег наше мирное небо… – всхлипнула Клавдия Демьяновна. – А вы, говнюки, отставного майора мордой об асфальт! За что? За то, что он рядом был, когда этого борова Хрунцалова жизни лишали! – Старуха хлестнула веником по ногам Рогожина.

– Бабушка… – Дмитрий тут же истолковал полученную информацию. – Я из районного военкомата. Степанычу прибавка к пенсии полагается. Надо только справки кое-какие нам принести.

Старуха оттаяла:

– На свалке он.

– Как на свалке?

– Обыкновенно. Построил хибару, забрал к себе Юрчика и живет. Нам, пенсионерам, самое место на свалке. Директор рассчитал Степаныча, выгнал из кочегарки, – она громко высморкалась, вытерла пальцы о телогрейку. – Его в камере мордовали, а директор прогулы поставил. Что хотят, то и творят. Степаныч – мужик гордый, да крылья ему подрезали. Артачиться не стал. Собрал узелок – и на свалку, подальше от людской злобы. Ему же внутренности в тюрьме отбили! Кровью харкает! – проникшись доверием к Рогожину, полушепотом сообщила баба Клава. – Истинный крест, зазря мужика сгубили. Бабы балакают, бумаги подписать требовали, а он упирался. Настоящие полицаи… – она, сжав кулак, несколько раз ударила им по ладони. – Ты, мил человек, доложи своим генералам о безобразиях.

Городская свалка бытовых отходов поднималась к небу терриконами мусора. Некоторые вершины чадили удушливым дымком тлеющих недр. По тропкам сновали люди с нагруженными тачками и царапками в руках. Царапкой – палкой с железным крючком – они добывали пропитание, выуживая из отбросов стеклотару, годные для носки вещи, подпорченные завонявшие продукты, которые желудки граждан переваривать не могли, а кишки бомжей перемалывали за милую душу.

Заблудившись среди гор мусора, Рогожин отловил существо неопределенного пола. Оно было укутано в тряпье. Поверх драпового пальто красовалась безрукавка апельсинового цвета, как у дорожных обходчиков. Завязанный по-бабьи платок сполз на глаза.

Дмитрий, не зная, кто перед ним, обратился нейтрально:

– Эй ты, где Степаныч обосновался?

Существо низким прокуренным голосом ответило:

– Суворов, что ли?

– Не знаю я ваших кличек. Отставной майор, кочегаром в котельной «Шпулек» работал.

– А не знаешь, так поройся собственным носом, – нагло посоветовало существо, скребя царапкой себе спину. – Авось откопаешь! – Оно вперевалочку двинулось к машине, доставившей свежую порцию отбросов.

– Стоять! – рявкнул Дмитрий, беря бомжа на испуг.

– Че сифонишь! – Существо, взяв царапку наперевес, словно средневековый рыцарь копье перед турниром, наступало на Рогожина. – По харе проедусь, мама родная не узнает!

Сточенные зубья мусорных граблей свистнули у лица. Дмитрий, перехватив древко царапки, рванул на себя, предварительно выставив колено.

Смелое существо получило настолько ощутимый удар в диафрагму, что грохнулось спиной на картонные короба.

Рогожин не церемонился. Придавив ногой потерявшего резвость бомжа, он успел разглядеть чахлые усики. Дмитрий пригрозил:

– Веди к Степанычу, вошь в жилетке. А не то на пельмени пущу!

У грунтовой дороги, делавшей петлю вокруг отвала, ближе к лесу была вырыта полуземлянка. На четверть жилище уходило под землю. Верхнюю часть составляла сложная комбинация из древесно-стружечных плит, ржавых листов жести и остатков просмоленных железнодорожных шпал. Дверь в жилище была вполне приличной, с кусками дерматиновой обивки и дыркой для «глазка».

– Суворов! – Провожатый Рогожина обратным концом царапки постучал в дверь. – Вылезай из берлоги! Руки за спину и на выход с вещами!

Дмитрий схватил юмориста за ворот и пинком под зад дал понять, что в его услугах больше не нуждается.

– Катись отсюда!

В дверную дыру смотрел человеческий глаз.

– Впусти, хозяин, – учтиво попросил Рогожин, не надеясь на взаимную вежливость.

– Канай вслед за Ким Ир Сеном, – ответ был весьма исчерпывающ, но Дмитрия он не устраивал.

Дверь задребезжала под его ногой.

– Открывай, вышибу! – предупредил Рогожин.

Атмосфера свалки напрочь отбивала хорошие манеры. Среди отбросов городской цивилизации они облетали, как шелуха.

Дверь отворилась. Человека в дверном проеме было видно по грудь. Остальная часть туловища скрывалась в земляной яме. Голова постояльца землянки подрагивала.

– Чего озорничаешь? – Брови мужчины, на коем был китель старого образца со стоячим воротничком, сошлись к переносице.

Было заметно – он бодрится, чтобы спрятать страх, грызущий его изнутри.

– В гестапо свое поволокете? – от бессильной ненависти голос его сипел.

Рогожин молча рукой отстранил старика и вошел в убогое жилище.

В центре землянки, имевшей форму неправильного овала, стояла печка-«буржуйка» с выведенным через крышу дымоходом. Кроватей не было. Их заменял дощатый настил, положенный на кирпичи. Стены от осыпания предохраняли листы многослойного картона, вспученные сыростью. Керосиновая лампа с надколотой колбой – единственный источник света – сильно коптила.