Враг моего мужа - Лина Манило

— Попалась, рыжая мышка. Всё-таки теперь-то я сниму с твоей сладкой попки пробу.

Хватает меня крепко. Ноздри снова забивает табачная вонь, а рот наполняется слюной. Вязкой, густой. Сплёвываю, попадаю мужику на руку, а он материт меня громко и обещает разорвать на британский флаг.

Почему именно британский? Глупость какая-то.

— Сука, — шипит, хватает за плечи и встряхивает так, что моя голова едва не отлетает в кусты. — Шеф обещал, что разрешит тебя трахнуть. Потом. Вот тогда и получишь своё за эти плевки мерзкие.

Шеф.

Снова это слово, и мне на мгновение кажется, что меня сейчас снова затащат в кабинет к Крымскому. Всё повторяется, снова. Только на этот раз за дверьми небольшого домика, у которого остановилась машина, точно не Артур. Нутром чувствую, что там Коля. Его я чувствую, словно своими тяжёлыми ботинками, ломающими мои рёбра полгода назад, он вживил в меня маячок.

Я пытаюсь расцарапать руки лысого урода, он снова называет меня сукой. Барахтаюсь в ощущении беспомощности, путаясь в липкой паутине, но вдруг в окне домика мелькает чья-то тень.

И когда мой бывший муж показывается в окне, а знакомая до мелочей улыбка расцветает на его лице, понимаю, что в этот раз всё будет очень плохо.

Господи, помоги.

Злата

Коля смотрит на меня в упор, а губы, всё ещё растянутые в улыбке, шевелятся. Замираю пойманным воробушком и даже дышать перестаю. Во мне просто не осталось кислорода, одна углекислота в лёгких пузырится.

Моргаю, всматриваюсь в лицо бывшего, а стеклопакет в тёмно-коричневой пластиковой раме глушит все звуки. Но чётко очерченные пухлые губы по ту сторону прозрачной преграды шевелятся. К уху прижат телефон, и Коля говорит, говорит с кем-то невидимым. Это кажется почему-то очень важным. Почему?

Меня разве это должно волновать? Пусть хоть, что делает — не мои проблемы. Только… судя по взгляду, которым впивается в меня Романов, всё это так или иначе связано со мной.

— Отпусти! — прошу (или умоляю?). — Я сама. Сама войду!

— Ещё чего, — голос конвоира вибрирует рядом с моим ухом, и от смысловых оттенков в нём, интонаций волосы шевелятся. — Сбежишь вдруг? Мне проблемы не нужны.

Ему не нужны проблемы, надо же. Никому они не нужны, потому можно ради того, чтобы их избежать, сжать мои бока крепче и чуть не за шкирку затащить в дом. Мои ноги болтаются в воздухе, и я вдруг думаю: а что если я сейчас поверну голову и плюну этому упырю прямо в лицо? Наверное, у меня останется несколько моментов жизни, чтобы посмеяться всласть. Потом мне, конечно, сразу же свернут шею, чисто рефлекторно, но последние секунды перед позорной смертью пройдут весело.

В комнатах пахнет чистотой, а яркий свет льётся изо всех щелей, из каждого уголка. Кажется, в этом доме намеренно всё сделали так, чтобы не оставалось ни единого затемнённого уголка.

Только я знаю, что всё это — ещё одна странная причуда моего бывшего. Он никогда в этом не признается, но темнота — тот страх, от которого ему никак не избавиться. Позорное пятно на его сияющем всеми оттенками белого образе.

Оказывается, я так много о нём помню. Куда только делся тот самый отличный парень, с которым хотелось провести всю оставшуюся жизнь? Который заставил поверить, что это возможно?

Коля возникает передо мной так неожиданно, что я вскрикиваю. Он стучит ребром телефона о раскрытую ладонь, и его последняя фраза, услышанная несколько мгновений назад, удивляет меня.

"Мы с тобой одной крови. Помни об этом, Головастик".

Он с Артуром, он точно с ним разговаривает! Я помню это прозвище, оно почему-то всегда казалось мне странным и глупым. Головастик. Что это вообще такое? Я забыла об этом — в больнице вообще об очень многом забыла, словно кто-то спас меня от безумия и просто смахнул мягкой кистью целые пласты воспоминаний.

Но время идёт, и я постепенно о многом вспоминаю. Как вот это прозвище, например.

Только Артуру это прозвище не подходит! Оно как инородное тело на нём, контрастирует с ним, выделяется.

Коля обхватывает пальцами моё запястье. Не сильно, но по мне прокатывается такая волна ужаса, что на коже не остаётся даже миллиметра, не покрытого испариной. Футболка моментально липнет к спине, все нервные окончания, кажется, превратились в иголочки. Колет.

Дёргает на себя. Меня уносит вперёд, ноги заплетаются, я едва не падаю. Если бы не жёсткие холёные пальцы Романова на моём запястье, точно бы пропахала носом паркет.

Оказываюсь в другой комнате. Более просторной, ещё более светлой. Стерильной. Безжизненной. Каждая деталь на своём месте, в углах ни пылинки, а журналы тошнотворно аккуратной стопочкой лежат на столике рядом с диваном.

Коля молчит. Молчу я. Мы просто смотрим друг на друга, и во взгляде напротив мёртвая пустошь. Но с каждой секундой её наполняет хищный блеск, плохо скрываемая ярость и отвращение. Хочется закрыться. Обмотаться саваном, спрятаться в самой глубокой яме. Исчезнуть. Никогда не знать этого человека. Господи, какой бы счастливой я тогда была. Как бы хорошо мне жилось, не случись когда-то со мной Романов.

Ты во всём виновата сама. Во всём.

Согласна. Да-да, это всё я. Во всём и всегда.

Именно же это он говорил мне, когда ударил впервые? В этом ведь хотел убедить?

Медленно один за другим пальцы, удерживающие моё запястье, разжимаются. Демонстративно, чтобы видела и понимала, Коля вытирает ладони друг о друга, отряхивает, словно только что держался за брюшко мерзкой скользкой улитки, и теперь ему просто необходимо избавиться от слизи на своих руках.

Прикрываю на мгновение глаза. Чтобы хотя бы минуту не видеть его перед собой. Его взгляда, красивого лица, презрения. Не помнить. Забыть.

— Ты изменилась, — по голосу понимаю: снова улыбается. Воздух вокруг меня колеблется: он протягивает ко мне руку. К моим волосам. — Рыжая. Хм, тебе идёт.

— Ты же терпеть рыжих не можешь, — выдавливаю из себя очевидность. Ту вещь, которую отлично знаю о своём бывшем муже. Именно то, что вместе с желанием перемен натолкнуло на выбор нового оттенка. Новой себя.

Это одна из тех бесконечных мелочей, что когда-то связывали нас, делали семьёй.

Ненавижу. Прожитые с ним годы, свою глупость, наивную веру в лучшее. В большого и сильного мужчину, который умел делать вид, что способен любить. Хоть кого-то, кроме себя и денег.

— Ты права, отвратительный цвет волос, — брезгливо морщится и касается пальцами пряди волос.

Нет!

Отшатываюсь назад. Инстинктивно. Неосознанно. Просто потому, что не могу позволить Коле снова меня коснуться. Никогда и ни за что. Только если снова насильно — сама не дамся.

Я знаю: Романов — сильнее меня. Он снова выиграет. Наверняка. И на этот раз мне не выжить, но всё моё естество, каждая клетка сопротивляется этому. От одной мысли наизнанку выворачивает.