Дилемма Джексона - Айрис Мердок

Мэриан выпила полчашки кофе, но есть отказалась наотрез. Глядя на нее, Джексон думал о том, как она красива. Он чуть не сказал ей это, но она опередила его:

— Спасибо за приют. Я пойду, нужно идти… Я должна уйти насовсем, исчезнуть. Не беспокойтесь, я не имею в виду самоубийство. Я сломала себе жизнь, и теперь мне нужно что-то придумать. Уеду за границу, навсегда. Вы даже представить себе не можете, в каком я отчаянии.

— Вероятно, говоря это, вы испытываете облегчение, но ведь на самом деле все совсем не так страшно. Люди переносят куда более серьезные удары и находят в себе силы вернуться к жизни.

— Вам тоже приходилось переносить такие удары?

— Вы не преступница, вы не совершили ничего ужасного. Постарайтесь успокоиться, возвращайтесь к Туану и Розалинде. Вы можете пожить у сестры, никто ни в чем не собирается вас упрекать, неужели вы этого не понимаете?! Я отвезу вас обратно, вам нужно отдохнуть…

— Я не хочу оставаться у Розалинды, я ведь пришла к Туану, а не к ней… Во всяком случае, со всем этим уже покончено!

Да, подумал Джексон, конечно, ей стыдно перед Розалиндой.

— Ладно, оставим в покое вашу сестру. Вы могли бы пожить у Туана, он будет заботиться о вас…

— Нет-нет, ему нравится Розалинда, и я не могу отдыхать. Я ничего плохого с собой не сделаю, просто скроюсь, возьму другое имя, уеду далеко, туда, где меня никто не найдет…

— Все это чушь, я не позволю вам исчезнуть! Неужели вы не понимаете, как волнуется Бенет? Я мог бы поговорить с ним, не сообщая, где вы…

— Я же сказала, что не хочу видеть Бенета!..

— Простите, ну ладно, тогда Милдред или…

— Я уеду из этой страны, о!.. Вы понятия не имеете о том, что это за боль!

«Так я ничего не добьюсь, — решил Джексон. — Нужно попытаться по-другому».

— Послушайте, Мэриан, — обратился к ней он, — можете вы откровенно и спокойно ответить мне на один вопрос? Вот вы говорили о том, какую страшную травму нанесли Эдварду и как он должен вас ненавидеть. Но он не испытывает к вам ненависти, и вы не нанесли ему никакой травмы. Однако я уверен, что есть некто другой, кого вы оттолкнули и кто, как вы считаете, тоже вас ненавидит. Разве такого человека нет?

Мэриан вспыхнула и ответила вопросом на вопрос:

— Откуда вы знаете? Да, существует один человек, которого я обидела и который ненавидит меня гораздо сильнее, чем Эдвард… Этот человек — дьявол, он готов убить меня. Вот видите, я дважды загубила свою жизнь.

Джексон достал из кармана конверт и вручил Мэриан.

В тот же день, когда его навестил Бенет, Эдвард Лэннион вернулся в Лондон. Он был совершенно выбит из колеи, а дурацкие предположения Бенета расстроили его еще больше: это же надо придумать, будто Мэриан вернулась к нему и он где-то ее прячет или — еще хлеще — будто он, пренебрегая душевными муками Мэриан, предпочел ей Розалинду! Внимательный, сочувственный взгляд Бенета, его знакомое доброе лицо, теперь чем-то отдаленно напоминавшее лицо дядюшки Тима, его явное желание проявить участие, утешить, погладить бесили Эдварда, он готов был выть от отвращения. Конечно, Бенет всегда был к нему исключительно добр. Но это уже слишком — назойливые напоминания о мосте, о Спенсере, словно он деликатно пытался обратить внимание Эдварда на моменты, когда тот не был безупречен. Какое-то время Эдвард оставался в бильярдной, продолжая кружить возле стола, пуская по нему шары и ловя их рукой. Почему, собственно, он выбрал именно эту комнату? Может, потому, что она хранила столько воспоминаний о прошлом, о далеком-далеком прошлом? Оно словно воплощалось в самой основательной устойчивости темного бильярдного стола. Здесь когда-то он был невинен и свободен.

Он вспомнил отца таким, каким тот был до катастрофы, — благородно-торжественным. Потом перед его мысленным взором предстала картина смерти его дорогой матушки, еще такой молодой. Плачущий отец, плачущие брат и он сам. Эту картину сменил образ тонущего брата.

Эдвард невольно подумал о Мэриан и, сорвавшись, помчался в своем блестящем красном автомобиле в Лондон. Он оставил машину в гараже и пошел по улицам, избегая кое-каких мест, время от времени останавливаясь и невидящим взглядом во что-нибудь упираясь. Подгоняемый голодом, он зашел в маленький итальянский ресторанчик, которого раньше не замечал, и перекусил, сообразив, что уже как минимум полдень. С того ужасного момента, когда была получена записка от Мэриан, а точнее, еще раньше, да, гораздо раньше, Эдвард тайно и безмолвно боролся со своим главным демоном. Он утопил Рэндалла, обманул ожидания Мэриан, возможно, даже погубил ее, но числилась за ним еще одна чудовищная вина, старый грех, о котором он никак не мог забыть и который в конце концов мог довести его до самоубийства. Нигде, даже в самом отдаленном будущем, не видел он пути, который мог бы привести его к счастью. К счастью! Не просто к устойчивому душевному равновесию и даже не просто к радости. Для него существовала лишь одна возможность, реальная возможность, но теперь становилось все более и более очевидно, что он ею не воспользуется.

Расплатившись, Эдвард вышел на по-летнему теплую улицу, смешался с пестрой толпой и побрел, не обращая внимания на случайные толчки с разных сторон. Он миновал несколько шумных веселых пабов, выплескивавших посетителей прямо на тротуар через широко открытые двери. Где-то, в каком-то парке сейчас наверняка пели птицы, насыщенную голубизну неба не омрачало ни единое облако, можно было подумать, что темнота больше никогда не настанет, если бы не засветилась еще тусклая вечерняя звезда. Эдвард шел спотыкаясь, словно готов был упасть. Он чувствовал себя потерянным. Наконец он взял такси и вернулся домой — к своему одиночеству и своим кошмарам.

Отдавая Мэриан записку Кантора, Джексон не знал, какой ждать реакции. «Мэриан, я люблю тебя, пожалуйста, прошу тебя, вернись ко мне, пожалуйста, выходи за меня замуж». Они сидели за кухонным столом друг против друга. Мэриан была решительно настроена уехать навсегда, поскольку смертельно обидела Эдварда, тот возненавидел ее, она возненавидела его… Нет, она не хотела видеть ни Туана, ни Розалинду, ни Милдред, ни Бенета! Вот почему Джексон решил попробовать убедить ее по-другому, надеясь, что сможет хотя бы смягчить ее. Но он ошибся.

Прочтя записку дважды, Мэриан, сохраняя внешнее спокойствие, разорвала ее надвое и швырнула на пол. Когда Джексон подбирал бумагу, она молча смотрела на него с беспощадной холодностью, хотя все у нее внутри — он в этом не сомневался — кипело.

— Вам ведь знаком этот почерк, — смущенно сказал Джексон.

— Разумеется!

— Но вы все равно не верите, что это написал он?

— Верю, но это ничего, ничего не меняет…

— Вы думаете, это… это какая-то ловушка?

— Он меня ненавидит, и я его ненавижу, с этим покончено. Вы не знаете, что он сделал, вы не знаете, что сделала я, вы не понимаете, насколько далека я сейчас отсюда…