Цена счастья - Джорджет Хейер

— Надеюсь, мадам, маркиз знает о том, что… что она не разделяет этих его увлечений.

— Если нет, то обязательно узнает при первом же случае, когда увидит, сколько слез она прольет оттого, что кошка поймала мышонка, — ответила миссис Флур. Она бросила сверлящий взгляд на Серену. — Итак, рассказывайте, милочка! Сколько ему лет?

— Тридцать восемь, — спокойно ответила девушка.

— Тридцать восемь! Боже, да он же больше чем на двадцать лет ее старше! — ужаснулась бабушка Эммы.

— Верно. Но по крайней мере он не косоглаз, — слегка улыбнулась Серена.

— А если не косоглаз, то почему, хотелось бы мне знать, его никто не подцепил много лет назад? — язвительно спросила миссис Флур. — У него с головой-то все в порядке?

— Еще как в порядке! У маркиза великолепный ум, и он не страдает от каких-либо недугов.

— Это уже лучше. — Пожилая леди вздохнула облегченно. — Красавчик?

— Я бы скорее назвала его внешность запоминающейся. Хотя он определенно не красавец.

— Вы хорошо его знаете, милочка?

Фанни с опаской покосилась на Серену. А та после секундного замешательства ответила:

— Очень хорошо. Я знаю маркиза всю свою жизнь.

— Вот! Что я тебе говорила? — обернулась миссис Флур к своему спутнику. — Я знала, к кому мне обратиться! А теперь, мэм, будьте так добры, а я ведь знаю, что вы добрая душа, — ответьте-ка мне вот на какой вопрос: этот человек сможет стать хорошим мужем моей Эмме?

— Я надеюсь, мадам. Он может дать ей… высокое положение в обществе, богатство…

— Да это я и сама знаю, — помрачнела миссис Флур. — Я вас спрашиваю не об этом, дорогуша.

Понимая, что сейчас не только миссис Флур, но и мистер Горинг пристально смотрит на нее, Серена воскликнула умоляюще:

— Дорогая мадам, пожалуйста, не расспрашивайте меня. Вы, вероятно, не знаете, что когда-то я сама была помолвлена с лордом Ротерхэмом.

Взгляд мистера Горинга сделался еще более напряженным, а миссис Флур от изумления едва не выронила стакан с вином.

— Вы? — ахнула она. — Боже всемогущий! Вот это да! Об этом-то Сьюки не сочла нужным мне сообщить. Если, конечно, она сама знает.

— Сообщения о нашей помолвке, а затем о разрыве были напечатаны во всех газетах, мадам, — покраснев, ответила Серена.

— Ну, разумеется. Это урок мне — нужно читать матримониальную хронику. Хотя, говоря откровенно, я к этому не приучена. Что ж, прошу прощения, милочка. Но если бы я даже и знала об этом, то все равно поинтересовалась вашим мнением об этом джентльмене, правда, тогда сделала бы это с глазу на глаз. И уж точно — не в присутствии Неда Горинга. Надеюсь, вы верите мне?

— Я не понимаю, почему мое присутствие имеет такое значение? — вмешался вдруг ее спутник. — Если хотите, я уйду. Но, независимо от того, уйду я или останусь, не задавайте, пожалуйста, ее светлости больше никаких вопросов!

— Спасибо вам! — улыбнулась ему Серена. — Но ведь вполне естественно, что миссис Флур захотела бы узнать, почему я разорвала свою помолвку с маркизом. Хотя причина, по которой я это сделала, ни в коей мере не помешает ему стать идеальным мужем для другой женщины. Правда заключается в том, что мы обнаружили, что совсем не подходим друг другу, У нас удивительно схожие характеры. В сущности, каждый из нас очень властен по натуре, и нрав у нас обоих отнюдь не покладистый. Но женщина с более мягким, чем у меня, характером не сможет провоцировать Ротерхэма так, как я, и будет вполне довольна браком с ним.

— Да, у моей девочки как раз такой нрав, — ответила миссис Флур. — Конечно, мужчина и должен быть хозяином в своем доме. Я не имею ничего против этого, но до тех пор, пока он не лезет в дела, которые его не касаются. И если я обнаружу, что этот маркиз не понимает разницы между хозяином и тираном, я не дам Эмме ни единого пенса. И посмотрим тогда, что скажут он и Сьюки!

— Боюсь, мадам, что вопрос о состоянии вашей внучки не волнует лорда Ротерхэма.

— Ах, вот как! Что ж, если Эмму выдают замуж против ее воли, то я отправлюсь в Лондон и расскажу его светлости, кто я такая и что собираюсь сделать. А собираюсь я снять дом в лучшей части города и поселиться там как его бабушка. И тогда посмотрим, станет ли волновать это маркиза или нет! — торжествующим тоном провозгласила старая леди.

Письмо от леди Терезы пришло сразу же после публикации о помолвке в «Газетт». Тетушка не заплатила за его отправку, и Серене пришлось самой уплатить почтовый сбор за то, чтобы прочитать две страницы сплошных стенаний и обвинений. Даже родная сестра Ротерхэма не так остро переживала его новую помолвку, а леди Тереза восприняла ее как личное оскорбление и во всем обвиняла племянницу.

Что касается леди Лейлхэм, то слова были бессильны описать бесстыдную вульгарность ее поведения. С того самого момента, как «Создание» привезла свою дочь в город, она не упускала возможности навязать ее Ротерхэму — но кто мог предположить, что человек его возраста способен увлечься смазливой внешностью и наивностью? Леди Тереза пророчила катастрофу всем, кто был вовлечен в эту затею, и надеялась, что, когда Серена будет умирать старой девой, она припомнит ее слова и пожалеет о своем поведении! А пока же она «оставалась искренне ее любящей тетушкой».

Двумя днями позже миссис Флур получила почту из Лондона. Она встретила Серену в галерее, расплывшись в улыбке, и протянула ей письмо Эмили, умоляя прочитать его. «Добрая душа, никогда я не получала от малышки таких писем! — объявила она — Девочка так счастлива, что не помнит себя от радости! Впрочем, вы сами все узнаете».

Серена с неохотой взяла конверт, но старая леди так настойчиво просила ее прочитать письмо, что она не стала противиться.

Послание не отличалось красотой стиля или силой чувств. Но оно не подражало никаким эпистолярным руководствам — в каждом бессвязном, но восторженном предложении звучал голосок Эмили. Серене оно показалось словоизлиянием ребенка и воспринималось скорее как описание обещанного праздника, нежели помолвки. Хотя имя Ротерхэма повторялось в нем неоднократно, каждый раз оно упоминалось в связи с его титулом, богатством, прекрасными особняками, которыми тот владел, великолепными лошадьми, на которых он ездил, и той завистью, которую вызывало, других дам это событие. Маркиз катался с Эмили в своем экипаже в Гайд-парке, и все глазели на них, потому что, говорят, его никогда прежде не видели там с женщиной. А когда он взял их с мамой в оперу, это было похоже на выезд в свет с принцем, потому что у него имеется собственная ложа в лучшем месте, и все его знают, и они тут же сели в карету, потому что, как только швейцары увидели его покидающим ложу, они тут же кинулись подозвать кучера, и им даже не пришлось ждать в вестибюле или объявлять свое имя. А Ротерхэм-Хаус! Если бы бабушка увидела этот дом, то она бы просто обомлела! Пусть она представит, как ее малышка Эмили будет хозяйкой такого особняка и станет давать в нем всякие званые вечера и сама будет стоять на верхней ступени лестницы с диадемой в прическе. В этом дворце сотни слуг, и некоторые из них выглядят так представительно, что их вполне можно принять за солидных гостей, а все лакеи — в черных атласных штанах до колен. А потом в Лондоне есть Делфорд-парк, где она еще не была, но знает, что он куда больше, чем Милверли-Парк, и она даже не может себе представить, как будет гулять там…