Целитель - Антти Туомайнен

Таркиайнен сделал несколько маленьких шажков к дальнему рельсу. Бежать ему было некуда.

— В этом и состояла проблема в первое время, — задумчиво констатировал он. Теперь его лицо было напряженным и взволнованным. — Что каждый должен был выбирать. Бесконечно и неограниченно. Поэтому мы и пришли к тому, перед чем стоим сейчас. Я имею в виду нас двоих, себя и вас.

Где-то справа прогрохотал еще один пассажирский поезд. Наверное, кто-то из ехавших в нем видел двоих мужчин, стоявших на путях. Где все эти охранники, военные, полицейские, что кишмя кишели на вокзале, — куда они все подевались? — подумал я.

Я оглянулся. Здание вокзала сияло огнями. Но, скорее всего, оттуда никто не мог видеть нас в темноте, к тому же скрытых каменными холмами.

— Где Йоханна? — спросил я разочарованно.

— К чему эта спешка? Давайте немного поговорим, — издевался Таркиайнен. На его напряженном лице появилась улыбка. — Вы ведь всегда успеете меня застрелить. В этом заключается ваш план? Или вы все-таки решили передать меня полиции?

Я вспомнил то, что говорил мне Яатинен. Улики исчезли. Таркиайнена нельзя будет не только осудить, но и арестовать. Если я скажу ему об этом, он просто уйдет прочь, торжествуя победу. Поэтому у меня нет другого выхода, кроме как застрелить его. Я и не думал, что во мне созреет такое решение. С другой стороны, я слышал, что в любом из нас кроется много такого, что заставляет совершать немыслимые поступки.

— Ну и о чем вы хотите поболтать? — переспросил я, чтобы выиграть у себя самого еще несколько секунд.

— Разве вы не хотите знать, зачем вообще все это было нужно?

— Вэнтинен уже рассказал мне. Алчность. Бизнес. И я бы добавил еще сюда вкус к убийствам.

Таркиайнен недовольно покачал головой.

— Ничего подобного, — заявил он решительно таким тоном, будто мы находились сейчас на ток-шоу, а не стояли друг против друга на железнодорожных путях и на одного из нас не был направлен ствол пистолета. — Речь идет о человечестве, о том, что, в конце концов, является справедливым делом. Кем, по-вашему, были те убитые? Благодетелями? Гуманистами? Все они были самовлюбленными равнодушными эгоистами. Это они были настоящими убийцами.

Таркиайнен напряженно улыбнулся, потом последовал короткий сухой смешок.

— Их просто нельзя никак назвать по-другому. Даже после того, как они узнали, что стали причиной всей этой катастрофы, они продолжали делать свое дело. Продолжали убивать своей ложью. А хуже обмана ничего нет. Вся эта их болтовня об окружающей среде, экологии, бережном отношении к природе. Как будто можно заменить чем-то то, что замене не подлежит, предложив взамен горы мусора.

Он сделал еще один шаг в сторону. Я ступил за ним сначала через одну шпалу, потом — через следующую. Таркиайнен продолжал говорить все более взволнованным голосом:

— Вы умный человек. Не думаю, что вы верите в то, что органическая еда и автомобили с гибридным двигателем способны решить проблему. Или, может быть, решение в том, чтобы покупать экологически чистые продукты? Что вообще это такое? Почему маркетологи вдруг заговорили на языке советских времен? Это все равно что разглагольствовать об освобождении через коммунизм. Вы понимаете меня, Тапани? Мы жили в условиях диктатуры. А разве не следует сопротивляться диктаторам?

Теперь Таркиайнен стоял возле самого последнего пути. Я смотрел на него и молча слушал. Земля вдруг задрожала, и я оглянулся. От вокзала отходил очередной поезд. Он должен был приблизиться к нам примерно через минуту.

— Мы — в свободном падении, Тапани. Все, что мы можем делать, — это следовать тому, что подскажет сердце. Постараться защитить хорошее, даже если сознаем, что уже поздно.

Звуки приближавшегося поезда сотрясали воздух. Я слышал удары металла по металлу, это колеса вагонов с грохотом катились по рельсам.

— Я на стороне добра, Тапани. Были времена, когда я мечтал спасти весь мир, и никак не меньше. Теперь, когда мир спасти невозможно, мне остается только сделать все, чтобы добро продолжало жить, как живут зло и эгоизм. Может быть, справедливость и не восторжествует, но она не исчезнет совсем.

Поезд издал длинный низкий предупреждающий сигнал. Я поднял пистолет. Поезд почти настиг нас. Сделав пару шагов назад, я посмотрел на Таркиайнена. Он стоял прямо перед поездом посреди пути, освещенный прожектором локомотива. Низкий гул гудка отражался от окружающих скал. Потом поезд промчался в двух метрах от меня, и Таркиайнен исчез. Я опустил пистолет.

Когда поезд прогрохотал мимо и стало тихо, я с беспокойством посмотрел на пути. Мой взгляд был прикован к тому месту, где я только что видел Таркиайнена. Я был готов увидеть… Что? Куски человеческого тела, белеющие кости и разбросанные повсюду внутренние органы?

Но я видел перед собой только грубую гальку насыпи, шпалы и сиявшие в ночи рельсы. Подняв глаза чуть выше, я заметил высокий забор, а дальше — еще более высокую каменную стену, блестевшую от дождя. Я огляделся. Был виден лишь удалявшийся хвост поезда, который вскоре тоже исчез. Все, что осталось, — это только рельсы, уходившие куда-то в бесконечность.

Я посмотрел в другую сторону и увидел все те же рельсы, раскинувшиеся подобно гигантской паутине, и ярко светившийся вокзал на горизонте. И никаких следов Паси Таркиайнена.

Несколько раз я повернулся вокруг себя. Но не увидел ничего нового — только холодный дождь перед глазами. Холод снова сжал мое тело в стальных объятиях. Я сунул пистолет в карман куртки и побрел обратно к станции.

Кто-то спрыгнул с платформы на рельсы и быстро шагал, почти бежал в мою сторону, спотыкаясь через каждые три-четыре шага. Я узнал эту решительную походку любителя прогуляться пешком. Мне были знакомы и несколько криво сидевшая серо-голубая куртка, и мешковатые черные джинсы. Что-то странное было только в руках, которые человек держал вдоль тела, не пытаясь балансировать ими при ходьбе. Еще до того, как мне стали видны волосы и лицо, я уже понял, кто это. Волосы были грязными и спутанными, а лицо бледным и мокрым. Когда человек приблизился ко мне, я смог разглядеть кровоточившую царапину на правой щеке, темное пятно на подбородке, сухие и потрескавшиеся губы. Теперь мне было видно, что пояс человека затянут пластиковой лентой, а в его глазах я разглядел признаки смертельной усталости и одновременно упрямой решимости и силы.

Йоханна наткнулась на меня. Я поцеловал ее волосы и прижал голову к груди. Йоханна тыкалась мне в грудь, в лицо, руки. По глазам жены я понял, что ее накачали наркотиками, ей трудно было говорить. Слова вырывались наружу, короткие и резкие, и я почти не понимал их. Но это было не важно. Я обнимал ее и шептал в ухо нежные слова. Наверное, я тысячу раз сказал, как люблю ее.

Затем я обернулся и увидел Яатинена. Он сидел на багажной тележке, на которой его везли к другому краю платформы. Сидя на ней под дождем, он был похож на капитана корабля, несущего вахту. Инспектор тянул ко мне руки, и я знал, что он спрашивает про Таркиайнена. Я покачал головой.