Потсдамская конференция. Как решалась послевоенная судьба Германии и других стран Европы - Герберт Фейс

не достигла концентрации, которая потребовала бы эвакуации населения. Радиоактивные материалы в небольших количествах рассеялись на расстоянии 120 миль. Измерения продолжаются для получения соответствующих данных, которые помогут защитить интересы правительства в случае выдвижения в будущем судебных исков. В течение нескольких часов меня сильно беспокоила сложившаяся ситуация.

7. В отдалении до 200 миль были установлены наблюдатели для проверки последствий взрыва, измерения радиоактивности, оценки ущерба собственности и реакции населения. Хотя окончательные результаты проверки еще не получены, мне известно, что ни один человек не пострадал и не был нанесен урон чьей-либо собственности вне границ административного района. Как только будут проверены все многочисленные данные, появится возможность провести полные технические исследования.

8. Долгосрочные метеорологические прогнозы указывали на то, что наутро 17 июля, время начала испытаний, должна была установиться благоприятная погода и продолжаться в течение 4 дней. Это было, если верить нашим прогнозистам, почти стопроцентное утверждение. Прогноз погоды на утро 16 июля был не столь определенным, он был верен процентов на 80. В ночи разразились грозы, постоянно били молнии по всему району. Испытание должно было начаться в 04.00 часов, и на протяжении всей ночи поступали обращения от ученых отложить его из-за плохой погоды. Такая отсрочка могла привести к искажению данных испытания вследствие сложности повторной настройки механического оборудования. К счастью, мы отвергли предупреждения. Мы сохраняли спокойствие и бодрствовали всю ночь, надеясь на благоприятную погоду. Нам пришлось отложить начало испытания на полтора часа и назначить его на 5 часов 30 минут. Это было за полчаса до восхода солнца.

9. Вследствие плохой погоды наши два самолета наблюдения В-29 не смогли в назначенное время вылететь с базы Киркленд-Филд в Альбукерке; а когда они наконец поднялись в воздух, им не удалось выйти на цель из-за густой облачности и частых гроз. Выполнить принятый план наблюдений не было возможности, и, хотя люди в самолетах увидели взрыв на расстоянии, они не были вблизи него, как если бы это произошло в условиях реальной боевой обстановки. У нас нет причин предполагать, что мы могли бы потерять самолет в таком случае, хотя мы и не можем гарантировать его безопасность.

10. Еще до 11.00 часов со всего штата стали поступать сообщения в альбукеркское Ассошиэйтед Пресс. Проверенные военными цензорами новостные сообщения мы ограничили краткими свидетельствами людей, не связанных с нашим проектом, и разместили их в местных газетах. В одной заметке говорилось о слепой женщине, которая увидела свет.

11. Бригадный генерал Томас Ф. Фаррел находился на наблюдательном пункте в укрытии в 10 тыс. ярдах к югу от точки взрыва. Вот его впечатления.

«Обстановка в укрытии была настолько драматичной, что ее не передать словами. Вне и внутри укрытия находились до двадцати человек, занятых последними приготовлениями к взрыву. Это были: доктор Оппенгеймер, директор, вынесший на себе всю тяжесть научных исследований по разработке оружия из сырьевых материалов, полученных в Теннесси и Вашингтоне, и его ближайшие помощники — доктор Кистяковский, который работал над особыми взрывчатыми веществами; доктор Бейнбридж, который наблюдал за подготовкой к испытанию; доктор Хаббард, эксперт по погоде, и другие. Кроме них было несколько солдат, два-три армейских офицера и один военно-морской офицер. Укрытие было заставлено большим количеством оборудования и радиоустановками.

В течение двух полных лихорадочной деятельности часов, предшествовавших взрыву, генерал Гроувз оставался с директором, повсюду сопровождая его и поддерживая. Каждый раз, когда директор был готов буквально взорваться из-за какой-либо непредвиденной ситуации, генерал Гроувз брал его под руку и выводил на прогулку под дождь, успокаивая его и уверяя, что все будет хорошо. За двадцать минут до часа „Х“ генерал отбыл к себе в Бейс-Кэмп [почти в 10 милях от места взрыва]. Во-первых, потому, что там было наилучшее место для наблюдения, и, во-вторых, вследствие нашей общей привычки, что ни он, ни я не должны находиться рядом друг с другом в ситуациях, когда имелся элемент опасности, которая существовала в обоих местах.

Сразу после того, как генерал Гроувз уехал, начался отсчет времени до взрыва. По радио он передавался другим группам, участвующим в испытании. По мере того как уходило время и минуты сменялись секундами, напряжение все более возрастало. Каждый в этом помещении знал об ужасной мощности испытываемого вещества, которая вот-вот проявит себя. Ученые чувствовали, что их расчеты должны быть верны и бомба обязательно взорвется, но все равно у каждого в глубине души все еще оставалось явное сомнение. Чувства многих можно было выразить фразой: „Верую, Господи, помоги моему неверию“. Мы входили в область неизведанного, и мы еще не осознавали, к чему это может привести. Можно было уверенно сказать, что большинство там присутствовавших — христиан, иудеев и атеистов — горячо молилось. И молилось усерднее, чем когда-либо прежде. Если взрыв будет успешным, то будут оправданы многие годы тяжелых усилий десятков тысяч людей — государственных мужей, ученых, инженеров, рабочих, солдат и многих других специалистов.

В это краткое мгновение в отдаленной пустыне в Нью-Мексико неимоверные умственные и физические усилия всех этих людей внезапно и неожиданно принесли свои заслуженные плоды. Доктор Оппенгеймер, на котором лежала тяжелейшая ответственность, чувствовал все большее напряжение, когда наступил отсчет последних секунд. Он едва дышал. Он оперся о столб, чтобы не упасть. В течение последних нескольких секунд он неподвижно смотрел вперед, и, когда прозвучала команда „Старт!“ и вспыхнул небывалой яркости свет, вслед за которым сразу послышался низкий грохочущий рокот взрыва, на его лице появилось выражение небывалого облегчения. Несколько наблюдателей, стоявших за укрытием, чтобы увидеть световой эффект, были сбиты с ног взрывной волной.

Напряжение в помещении разрядилось, и все начали поздравлять друг друга. Каждый ощущал: „Вот оно!“ Не важно, какие это могло иметь последствия, все понимали, что невозможная, казалось, научная задача была решена. Атомная бомба уже больше не существовала только в мечтах физиков-теоретиков. Она была почти зрелой при рождении. Она стала великой новой силой, которую можно было теперь использовать во благо или во зло. Многие в укрытии были охвачены чувством, что те из них, кто был связан с ее рождением, должны посвятить свою жизнь миссии, навсегда посвященной защите добра, и никогда — зла.

Доктор Кистяковский, импульсивный русский, обнял доктора Оппенгеймера. Все ликовали. Долго сдерживаемые чувства в эти несколько минут вырвались наружу. Все, казалось, мгновенно поняли, что результаты испытания превзошли самые оптимистичные ожидания и самые безумные надежды ученых. Все, казалось, почувствовали, что они присутствуют при рождении новой эры — эры атомной энергии, и осознали свою глубокую ответственность, обязанность направить ее ужасную силу, впервые освобожденную в истории человечества, в нужное русло.