Кровь пьют руками - Андрей Валентинов

— Да-да, Ефим Гаврилович, — ехидно поддакивал Лель, расположившись на краешке стола, в опасной близости от вожделенной Фимкиной пробирки. — Расскажите, будьте добры! И как мы вас под залог выбивали, и как право на звонок… все, все рассказывайте! Мы ведь свои люди…

Фима-Фимка-Фимочка взял кофе из рук тишайшей Наденьки, с подозрением принюхался и стал излагать.

* * *

…После драки с архистратигами Крайцман очнулся в камере. Тошнило, и сильно кружилась голова, намекая на возможное сотрясение мозга, — видимо, не раз и не два обласкали дубинкой; кровоподтеки на теле отзывались болью на каждое движение, но в целом ему повезло.

Обошлось без членовредительства.

…Впрочем, как скоро выяснил Фимка, фарт вышел левым. Явившись часа через два, рыжеусый полковник без обиняков сообщил задержанному: проблем выше крыши, и не только по причине злостного сопротивления властям. Двое архистратигов на данный момент лежат в госпитале (один с черепно-мозговой травмой, второй с кровоизлиянием внутренних органов), и состояние их здоровья вызывает серьезные опасения.

Сообщив это, полковник удалился.

К вечеру, при повторном визите, выяснилось: тот архистратиг, что с кровоизлиянием, скончался.

Разрыв печени.

…И вот тут-то Фима-Фимка-Фимочка понял: влип.

Нет, он ни минуты не жалел о том, что ввязался в драку. Само сложилось, без раздумий и прикидок; а если складывается само, надо принимать как должное, вне соплей и рефлексии — так учила мама, когда превращалась из мамы в учителя, сурового и беспощадного. Но убить человека… наверное, ему еще повезло, что он сразу оказался в камере, а не на улице, к примеру.

В места заключения Первач-псам не было ходу.

Это знали все. Если убийца, вольный или невольный, был арестован сразу на месте преступления или успевал сдаться с повинной — освященные и заговоренные стены места заключения спасали его от неотвратимой встречи с Первач-псами. Спасали до суда. А после вынесения приговора убийца каялся, исповедовался, и его уводили отбывать — живым.

Смертная казнь формально отсутствовала. Вместо нее приговоренного к «вышке» просто отпускали — вольному воля! — чтобы в течение суток подобрать на улице хладный труп с характерным синюшным цветом лица.

Смерть регистрировалась компетентными лицами, и дело сдавалось в архив.

…А наутро в камеру, в компании незнакомого толстяка-майора, явился Лель. Отрекомендовавшись представителем адвоката — несколько чудная должность, но Фимке на тот момент было не до странностей. Лель уведомил арестованного, что у группы захвата отсутствовал ордер, документы предъявлены не были, и, следовательно, действия господина Крайцмана могут (и должны!) быть классифицированы как необходимая самооборона. Что и требуется доказать на суде. В случае оправдания и регистрации приговора в гарнизонной церкви господин Крайцман сможет вернуться к прежнему образу жизни, не боясь Первач-псов. Организация, в которой Лель имеет честь работать, заинтересована в специалисте уровня господина Крайцмана и сейчас добивается, чтобы его выпустили до суда под залог. Залог уже внесен, опытный адвокат приступил к работе, но в связи с «психозом Святого Георгия» господин Крайцман обязан пребывать лишь в КПЗ или в специально защищенном месте, каковым является Малыжинский центр.

Итак, уважаемый Ефим Гаврилович, выбирайте: ожидать вам суда в камере или в гораздо лучших условиях, чтобы после оправдания решить вопрос подписания перспективного контракта?

Фимка выбрал последнее.

Работа действительно оказалась увлекательной: Фимка не врал матери, когда говорил об этом по телефону. Право на единственный звонок ему опять же выбил старый добрый Лель, заодно рассказав о рвении выбранного адвоката и что дела идут «тьфу-тьфу, чтоб не сглазить!».

…Вот, собственно, и все.

* * *

Рассказ Архимуда Серакузского прервал требовательный писк — голодный птенец опять червяка клянчил.

Из кармана Лелевых брюк.

Мне сразу вспомнился замшелый анекдот:

"Жена шепчет «новому русскому» в постели:

«Милый, переведи свой сотовый в виброрежим!..» Услышав его впервые, я даже не улыбнулся; зато сейчас громко фыркнул, не сдержавшись, и виновато обвел взглядом друзей.

Нервы, наверное…

Не слезая со стола, наш гид и по совместительству спаситель заблудших Крайцманов достал сотовый телефон, нажал на кнопку и поднес к уху.

— Да, слушаю, — он зажал трубку плечом и развел руками в наш адрес: достали, дескать… — Да… да… Что?!

На миг лицо Леля потеряло все свое обаяние. Оплыло сугробом под мартовским солнышком, явив миру ржавые зубья арматуры, забытой еще прошлогодней осенью. Я никогда не видел живых тигров, кроме как в зоопарке и fto телевизору, но у дворовых кошек такое случалось часто: благодушнейшая ряха, плетется нога за ногу, едва на ходу не засыпает, и вдруг — дурак-голубь ближе, чем надо!

Или болонка-пустолайка кинулась… и зашлась брехом в ужасе перед сплошными когтями в три ряда.

Натали всегда кошек боялась, когда в темный подъезд заходила.

— Прошу прощения, — прежняя личина возвращалась к «мальчику Коленьке» медленно, нехотя, комкая щеки неприятными желваками. — Вызывают… я сейчас. Наденька, развлекай наших гостей… только сначала выйди-ка на минутку!

У дверей, пропустив вперед Наденьку, Лель задержался.

Бросил с хрустом, будто не слова — доски зубами грыз:

— Полагаю, господа, это ваш… это наш магистр в коробчонке едет! Коньячка хочет…

И мне показалось, что слово «…падла!» так и осталось неразгрызенным. Рывком, озарением вспыхивает уверенность: да, сероглазый магистр не просто не из этого кубла! Он из кубла большого, дальнего, где четко решено прибрать здешнюю самодеятельность к ногтю, а на их костях…

Дверь закрылась. Было слышно, как шаги громыхают по коридору расходящимися гаммами: налево один человек, тяжелый, косолапый, направо — двое… минута, другая, третья, и контрапунктом для правой руки — возвращается острое стаккато каблучков.

— Ну-с, Наденька, — бодро изрек Ерпалыч, даря вернувшейся лаборантке свою самую очаровательную ухмылку, — каким образом вы собираетесь нас развлекать? Осетинские танцы на столе меж пробирок и колб? Алхимические изыски по добыванию философского камня? Ведра кофе?!

Старик осекся.

Наденька, мышка наша серая, приложила палец к губам и выразительно мотнула головой в сторону дальнего угла.

Ерпалыч в ответ поднес костлявую ладонь ко рту и помахал ей на манер болтливого языка; после чего вопросительно поднял брови и соорудил из уже использованной ладони рупор близ мохнатого уха.

Наденька кивнула.

Я созерцал сию пантомиму не без интереса, искренне надеясь выудить хоть какое-то подобие смысла. В итоге сподобился: старик зашарил глазами по лаборатории, радостно икнул, подскочил у к хлипкому магнитофончику-китайцу и извлек из-за пазухи кассету.