Хозяин Черного Замка и другие истории - Артур Конан Дойл

Дальше две страницы, к сожалению, отсутствуют. На следующей запись крупными корявыми разбегающимися буквами:

«Высота сорок три тысячи футов. Я больше никогда не увижу землю. Их три, и все они подо мной. Помоги мне Бог! Какой ужасной смертью я умру!»

Вот что написал в своём дневнике Джойс-Армстронг. Самого его после этого никто не видел. Обломки разбившегося моноплана были обнаружены в охотничьих угодьях мистера Бадд-Лашингтона, на границе между Кентом и Суссексом, в нескольких милях от того места, где нашли блокнот. Если расчёты несчастного авиатора верны и воздушные джунгли, как он их называл, действительно находятся только над юго-западной территорией центральных графств, то, судя по всему, моноплан унёс его оттуда на полной скорости, но эти омерзительные твари догнали его и сожрали в верхних слоях атмосферы над тем местом, где были найдены печальные останки. Какое жуткое зрелище: моноплан летит на огромной высоте, а под ним, не отставая ни на фут, скользят неведомые твари, навеки отрезая авиатора от земли, вот они начинают приближаться к своей жертве… нет, если об этом долго думать, можно сойти с ума. Я знаю, многие до сих пор потешаются, когда при них заходит речь о тех явлениях, которые я здесь описал, но даже закоренелые скептики вынуждены признать, что Джойс-Армстронг действительно исчез, и мне хочется, чтобы они задумались над словами из его дневника: «…эти записки объяснят, какую я поставил себе цель и какой смертью погиб, ища подтверждение своей догадке. Но только ради всего святого: никакой чепухи о несчастных случаях и тайнах небес!»

1913 г.

Мой дядя, мистер Стивен Мейпл, был самым удачливым и в то же время наименее уважаемым представителем нашего семейства, так что мы толком не знали, радоваться нам его материальному благосостоянию или стыдиться его низменного занятия. Короче говоря, дядя был бакалейщиком и держал крупную торговлю в Степнее, имея самые разнообразные деловые связи – по слухам, не всегда безукоризненного характера – с людьми, занимающимися речными и морскими перевозками. Он занимался снабжением судов, торговал провизией, а если злые языки не врали, то кое-чем и ещё. Подобная деятельность, будучи, несомненно, прибыльной, имела и свои отрицательные стороны. В этом дяде пришлось убедиться, когда после двадцати лет процветания он сделался жертвой нападения одного из своих клиентов. Нападавший посчитал его мёртвым и оставил на месте преступления с тремя сломанными рёбрами и перебитой ногой. Последняя срослась так неудачно, что навсегда осталась на три дюйма короче здоровой. Нет ничего удивительного в том, что это событие внушило дядюшке отвращение к окружающей его обстановке. После суда, приговорившего его обидчика к пятнадцати годам каторжных работ, он отошёл от дел и поселился в глухой местности на севере Англии. Мы ни разу не имели от него вестей, даже когда умер мой отец (и его единственный брат), – ни разу, вплоть до того памятного утра.

Мать прочла письмо вслух:

«Если твой сын живёт с тобой, Эллен, и если он вырос таким крепким и сильным, каким обещал во время нашей последней встречи, пришли его ко мне с первым же поездом, как только получишь моё послание. Мальчик сам убедится, что служба у меня принесёт ему много больше, чем профессия инженера. А когда я покину сей мир – хотя, благодарение Господу, пока мне грех жаловаться на здоровье, – будь уверена: я не забуду сына моего родного брата. Станция называется Конглтон. Оттуда до поместья „Грета“, где я обосновался, около четырёх миль. Я пошлю двуколку к вечернему семичасовому поезду – это единственный, что останавливается здесь. Пришли его обязательно, Эллен. У меня есть веские причины желать присутствия племянника в моём доме. Давай не будем ворошить прошлое и забудем прежние обиды, если они были между нами. Если сегодня ты мне не поможешь, то как бы потом не пришлось горько пожалеть».

Мы сидели за столом с остатками завтрака и глядели друг на друга, недоумевая, что бы всё это могло означать, когда внизу зазвенел звонок, а вскоре появилась горничная с телеграммой в руке. Она была отправлена дядей Стивеном.

«Ни в коем случае Джон не должен сходить с поезда в Конглтоне, – так начинался текст. – Двуколка будет ждать вечерний семичасовой на следующей станции, которая называется Стеддинг-Бридж. Пусть он отправляется не ко мне домой, а на ферму Гарта – в шести милях от железной дороги. Там его будут ждать дальнейшие инструкции. Не подведите – больше мне надеяться не на кого».

– Вот уж действительно, – кивнула матушка. – Насколько мне известно, у твоего дяди нет ни единого друга на всём белом свете, да и не будет никто водить дружбы с таким человеком. Всю жизнь он был редкостным сквалыгой, и даже родному брату, а твоему отцу, так и не помог в трудную минуту, когда всего несколько фунтов могли бы его здорово выручить и спасти от краха. Не понимаю, почему я должна посылать ему на помощь моего единственного сына после всего, что было?

У меня, однако, на сей счёт сложилось другое мнение: меня влекли неизвестность и возможные приключения.

– Если я завоюю расположение дяди, он может помочь мне в моей профессиональной карьере, – возразил я, намеренно затрагивая самое уязвимое место в душе матушки.

– Никогда не слышала, чтобы Стивен хоть кому-нибудь помог, – с горечью промолвила она. – А к чему, скажи на милость, все эти выкрутасы: сойти с поезда не на той станции и отправиться не по тому адресу? Он наверняка вляпался в крупные неприятности и теперь желает выбраться с нашей помощью. Когда же он использует тебя, мой мальчик, он просто вышвырнет тебя вон, как проделывал это уже не раз. Если бы тогда он помог твоему отцу, кто знает – тот, возможно, остался бы в живых!

В конце концов мои уговоры возобладали. Как справедливо заметил я матери, мы могли многое приобрести, почти ничем при этом не рискуя. Да и к чему нам, бедным родственникам, без особой нужды раздражать богатого? Вещи мои были уже упакованы, а кеб ждал у дверей, когда принесли вторую телеграмму.

«Хорошая охота. Пусть Джон захватит ружьё. Помните: Стеддинг-Бридж, а не Конглтон».

Немного удивившись дядюшкиной настойчивости, я добавил к багажу футляр с ружьём и отправился навстречу приключениям.

Первая часть моего путешествия проходила по главному пути Северной железной дороги до Карнфилда, где берёт начало местная ветка, петляющая среди болот. Во всей Англии вы не встретите более сурового и вместе с тем более впечатляющего пейзажа. В течение двух часов за окнами вагона тянулась бесконечная холмистая равнина, местами переходящая в низкую каменистую гряду, изобилующую выходами наружу скальных пород. То там, то здесь крохотные коттеджи из серого камня внезапно сбивались в кучу, образуя деревни, но по большей части на протяжении многих миль не было видно ни жилья, ни других признаков человеческого обитания, за исключением немногочисленных овечьих отар, разбросанных по горным склонам. Местность навевала уныние, и на сердце у меня становилось всё тяжелее по мере приближения к концу путешествия. Но вот наконец поезд затормозил у небольшой деревушки Стеддинг-Бридж, где дядя наказывал мне сойти. Рядом со станцией ждала одна-единственная древняя двуколка. Я обратился к вознице – неотёсаному деревенскому парню: