Дилемма - Бернадетт Энн Пэрис

– Я даже не стала читать репортажи, слишком уж это печально, – вставляет Джесс.

– Рухнул сразу после взлета из Каира, – объясняет Роб, наклоняясь вперед. – По пути в Амстердам. На борту где-то двести сорок человек. Судя по всему, никто не выжил.

Джесс в буквальном смысле содрогается, натягивает шаль на плечи.

– Ненавижу летать, – говорит она. – Вот почему я не хотела в Гонконг. Да и Роб не хотел, чтобы я летела.

– Только потому, что мне казалось, ты слишком тяжело перенесешь полет, – замечает Роб, кладя руку ей на колено.

– Я тоже терпеть не могу летать, – вставляет Иззи. – Каждый раз, когда я слышу, что где-то разбился самолет, даю себе клятву больше никогда не летать. И все равно летаю.

– Может быть, сменим тему? – предлагает Йен. – А то как-то нехорошо: мы тут сидим, выпиваем и болтаем, а многие скорбят по своим погибшим.

– Ты прав. Но жизнь слишком коротка, – изрекает Роб. – И она должна продолжаться. – Он поднимает свой бокал: – Ваше здоровье.

Я слышу звон разбитого стекла и чувствую резкую боль. Опускаю глаза – оказывается, в руке у меня раскололся бокал.

– Адам! У тебя кровь идет! – вскрикивает Иззи.

Кисть у меня не только кровоточит, она еще и самопроизвольно трясется. Схватив со стола салфетку, я поднимаюсь:

– Сейчас разберусь с этим и приду.

– Хочешь, я пойду с тобой? – спрашивает Иззи.

– Нет, не надо, пожалуйста. Все в норме.

– Адам?.. Что случилось?

Я поднимаю взгляд. Прямо передо мной стоит Ливия. Я думаю, что Марни могла быть на том самолете, который разбился, Ливия. Вот что случилось.

– Порезался стеклом, – объясняет Иззи. – Все в порядке, он сейчас пойдет промоет.

Ливия стягивает с моей кисти салфетку.

– Ого, – произносит она, разглядывая рану. – Глубокая. Болит, наверное, зверски.

– У тебя-то все в порядке, Ливия? – спрашивает Джесс.

– Да, все отлично.

– Адам говорит, приехала твоя мать?

Ливия улыбается ей:

– Приезжала. Только что уехала.

– Как все прошло? – осторожно спрашивает Кирин. Можно подумать, она даже опасается спрашивать.

Дыхание Ливии на мгновение пресекается.

– По-моему, нормально, – отвечает она.

– Значит, мост все-таки починен, – кивает Йен.

– Пока рано об этом судить. – Ливия поворачивается ко мне: – Давай-ка я как следует погляжу на твою руку.

Я покорно бреду вслед за ней к садовой стенке. Мы садимся рядом, и она берет мою руку в свои. Если бы не толпы народу, мы могли бы разглядеть фотографии Марни.

Мягкое прикосновение ее пальцев, обследующих рану, в сочетании с острой чисто физической болью заставляет постепенно исчезнуть все – и Марни, и гостей, и шум, и сам праздник. Остаемся лишь мы с Ливией.

– Должно быстро зажить, – заверяет она, высматривает на салфетке чистый участок, крепко прижимает его к ране и заставляет меня сжать пальцы, чтобы он никуда не сдвинулся. – Но тебе надо будет ее обеззаразить. – Она поднимает ладонь, кладет ее мне на щеку. – У тебя все в порядке?

– Забыл побриться, прости.

– Не извиняйся, ты мне нравишься небритым.

– А ты? Ты-то как? Мать твоя объявилась…

Она медленно кивает:

– Сказала, что ты ей написал.

– Я думал, что все делаю правильно… а теперь даже не знаю.

– Ты все правильно сделал, не переживай. Спасибо тебе. – Она поднимает голову и целует меня.

– А насчет твоего отца?..

– Я рада, что он помер, – говорит она, и в ее голосе слышится ярость. – Я знаю, так нельзя говорить, но я правда рада. Будь он жив, мама бы не смогла сегодня вырваться. Она мне кое-что рассказала о том, на что была похожа ее жизнь с ним. Я даже не осознавала, насколько он ее контролировал. Видно, я была слишком юная, чтобы заметить. Я-то думала, ей приятно, что он принимает все решения в семье, но у нее, похоже, не было выбора.

– Значит, ты довольна, что она объявилась? Я рад. Но ты ведь будешь осторожна, правда?

– Не беспокойся, я не собираюсь благодарно падать ей в объятия или что-нибудь такое. Нам придется продвигаться постепенно, шаг за шагом. Но ей хочется познакомиться с Джошем, прежде чем он завтра вечером уедет. – Лив поворачивается ко мне: – Она остановилась у Грейнджеров. Помнишь их? Это Ирен ее сегодня привезла. Мама мне сказала, что чуть не отказалась ехать, прилив смелости прошел, но Ирен ее заставила, сказала, что потом она будет раскаиваться. Она ждала за воротами в машине, вот почему мама не могла побыть подольше. Ничего, если она завтра днем зайдет, всего на часок?

– Конечно-конечно.

Я пытаюсь задержать в сознании эту картинку: вот мать Ливии сидит завтра днем на диване у нас в гостиной, а по бокам – Джош и Марни. Мне надо верить, что так и будет.

– Так ты счастлива? – уточняю я. Мне прямо-таки необходимо, чтобы она это подтвердила. Тогда я смогу смириться с собственным решением не говорить ей ничего про Марни.

– До смешного счастлива, – отвечает она, глядя на меня снизу вверх, улыбаясь. Глаза у нее влажны от непролившихся слез. Она снова поднимает руку и прикладывает ладонь к моей щеке. – Я словно начинаю жизнь заново, Адам. Спасибо за то, что ты помог этому случиться. Без тебя бы этого не было.

– Голубочки! Вы что же, так и собираетесь тут весь вечер сидеть? – окликает нас чужой, посторонний голос. – Вы же должны общаться с гостями, разве нет? Адам, твоя мать принесла кой-какой жратвы, вернись-ка сюда!

Ливия так вся и напрягается от неуклюжего вмешательства Роба.

– Пойдем, – говорит она, – лучше нам и правда вернуться ко всем.

Я киваю:

– Ты посиди с Джесс и остальными, а я пойду займусь своей клешней.

– Нет! – Она с такой силой это произносит, что я даже дергаюсь от неожиданности. Но она тут же одаривает меня слабой улыбкой: – Лучше я пойду поболтаю с соседями.

Она уже готова уйти, но я успеваю схватить ее за руку, притянуть к себе:

– Сегодняшний вечер такой, как тебе хотелось?

– Даже лучше, если это возможно, – отвечает она, обхватывая меня обеими руками и опуская голову мне на грудь. – Только вот Марни…

Марни. Внезапно мною овладевает странная слабость. Если бы Ливия не держала меня, я мог бы не устоять на ногах. Но тут меня вновь подхватывает волна адреналина.

– Я знаю, может показаться, что это не так… – произносит она. – Но иногда всякие вещи случаются… для чего-то.

Значит, Джош не едет в Нью-Йорк «для чего-то»? Для того, чтобы мы все-таки смогли прожить без Марни, потому что Джош-то будет рядом, а не на другом континенте?