Берег Стикса - Максим Далин

Антон сидел, окаменев, и чувствовал, как по спине течёт пот. Тошнило.

— Я могу почистить и тебя, пока хороший настрой, — сказала Римма.

— Не сегодня, — еле выговорил Антон.

Даже если это просто галлюцинации, думал он в этот момент, я этого не вынесу. И я, почему-то, не верю, что внутри Ларисы…

Он вспомнил сияющее Ларисино лицо и её ярчайшую улыбку, когда Лариса варила ему кофе нынешним утром. И серое перепуганное сморщенное лицо Оленьки с её мишкой. И лоснящееся какое-то лицо Риммы… И что-то у него внутри скреблось и мешало, но он никак не мог это высказать.

И даже увидеть. Но от непонятных причин он был твёрдо уверен, что если Римма заставит его блевануть этим, то оно будет выглядеть отвратительно, просто отвратительно.

Каким бы оно не было на самом деле. Даже если это сущие розы, а не мысли.

— Я в другой раз, ладно? — сказал Антон, совершенно не уверенный насчёт другого раза. Но сказать об этом вслух он как-то не посмел.

Вечер был синий, как ультрамарин, и колючий, как битое стекло. Неожиданно холодный. Круглая луна, белая, в розоватом морозном круге, лежала жемчужиной на жёстком чернильно-синем пластике мёрзлого небосвода. От утренней ясной голубизны ничего не осталось.

Паромщик, синий, лиловый, погружал весло в неоновую волну над входом в шикарное заведение. Вечером клуб выглядел куда привлекательнее, чем днём — может, из-за этой неоновой фигуры над входом. И на стоянке для автомобилей гостей не было свободного местечка с носовой платок величиной. И все — иномарки, все — иномарки.

Света направилась, было, к парадному входу, но Лариса тронула её за руку.

— По условиям контракта мы, как будто, не должны…

— Ой, перетопчется! — отмахнулась Света, но свернула к служебному.

Амбиции — амбициями, а нарываться с первого дня на денежные неприятности никому не хочется.

Дверь была стальная, из тяжёлых броневых листов. С видеокамерой и селектором. Света нажала на кнопку вызова.

— Слушаю, — раздался ленивый мужской голос.

— Шоу-дуэт «Сафо», — умильно мурлыкнула Света. — Откройте скорей, пожалуйста, а то мы замёрзли.

Дверь открылась с чуть слышным щелчком. В дверном проёме возник охранник — громадный, с землисто-серой, тупой, какой-то бугристой, будто из папье-маше склеенной мордой, в камуфляже, поигрывающий милицейской дубинкой.

От него несло сногсшибательной волной ядовитейшего мужского парфюма. От сочетания запаха охранника с его внешностью Ларису тут же затошнило.

— Ну пройти-то дайте, — кокетливо-обижено протянула Света и сделала завлекательный мах ресницами.

Охранник перекинул дубинку из руки в руку, не спеша оглядел девушек с ног до головы и гадко причмокнул.

— Мы торопимся, — сказала Лариса сухо и жёстко и взглянула ему в лицо.

К её удивлению, охранник отвёл тусклые глазки в сторону и сам посторонился. Лариса проскочила мимо, изо всех сил постаравшись случайно к нему не прикоснуться. Охранник почему-то вызывал у неё такую же невероятную физическую гадливость, как и Эдуард — и было у них что-то общее… неопределимое.

Судя по звукам за спиной, у Светы случился какой-то мгновенный физический контакт с этим типом — она довольно скабрёзно хихикнула, а он опять причмокнул. Лариса стремительно взмыла по лестнице. Обычно Светины игрушки были ей глубоко безразличны, но сейчас, когда сбоил её бортовой компьютер, у неё появилось такое чувство, будто подруга вляпалась в…

Без уточнений.

Костюмерная располагалась в конце недлинного коридора. На ней красовалась яркая табличка, указывающая, что это именно костюмерная, а не что-нибудь иное. Рядом имелись две двери, в душевую и в туалет, только они и были открыты; на всех остальных, довольно многочисленных дверях висели кодовые замки. Проходя мимо, Лариса тронула одну из дверей пальцами. Ощутила чёткий холодок металла — стальные листы, выкрашенные под дорогое дерево.

Тут хранится золотой запас какого-нибудь крёстного отца мафии. Не иначе.

Пахло в коридоре совершенно неожиданно для ночного клуба. И неприятно.

— Они обалдели — хлоркой тут всё протирать, — сказала Света недовольно. — Вот ненавижу эту вонь. У господина Эдуарда, похоже, насчёт чистоты — просто мания какая-то.

— Это чтобы заглушить одеколон охранника, — сказала Лариса. — Рядом с ним не только моль сдохнет, но и любое млекопитающее.

— Ой, да лучше любой одеколон, чем хлорка!

— Светик, хлорка — это надёжнейший способ что-нибудь отмыть. И они отмывают. Деньги, — Лариса хихикнула, но ощутила, как её душа снова раздвоилась. Новой Ларисе не было дела до такой ерунды, как запахи, звуки и железные двери. Какая разница, где работать. Ну протирают хлоркой — дезинфекция. Хорошее дело. Всё — путём. Но старая Лариса отчего-то снова ощутила панический ужас, а видеомонтажёр в голове теперь монтировал плёнку с Эдуардом и плёнку с охранником. Их отвратительные физиономии и механические какие-то, неестественные движения. И это чмоканье мерзкое. И с запахом хлорки это, почему-то, очень хорошо монтировалось. И плёнку эту склеили в кольцо, и она крутилась и крутилась до тошноты…

— Ты смотри, какое зеркало классное! — восхитилась Света и выключила Ларисину видеозапись.

Лариса огляделась. Костюмерная, вправду, была недурна, если смотреть непредвзято. Здесь царила стерильная, просто необыкновенная для подобных мест чистота. Сияли зеркала, отличные, очень удобные зеркала с увеличивающими детали круглыми вставками, сияли лампы, сияли лакированные плоскости, сияли ослепительные улыбки на глянцевых плакатах, украшающих стены. Старое «я» Ларисы могло бы и успокоиться, но упрямилось. Оно овладело Ларисой целиком, осматривалось, как следователь на месте преступления, даже принюхивалось, будто запах тоже мог быть уликой, но пахло нормально — гримом, духами, шампунем, дезодорантами, густой смешанный запах ухоженных женщин, театра, зрелища… Без примеси встречающегося в подобных местах запаха похоти. Это должно было обрадовать старое «я», но ещё больше его насторожило.

Что у них тут за пунктик насчёт отсутствия личного контакта с гостями? Даже если здесь бывают большие шишки — почему хозяева так против их общения с танцовщицами? Что за режим секретности в ночном клубе? И почему они всё-таки моют коридор хлоркой?

Тем временем Света поставила на удобный табурет сумку с костюмами, раскрыла — и алмазным дождём вспыхнули блёстки, серебряными струйками засияла бахрома… Втрое дороже и красивее, чем девушки привыкли. Остро, живо, свежо… И тут Лариса сообразила, почему, собственно, беспокоилось её старое «я»: концертные тряпки дуэта выглядели в костюмерной так, будто их цветные лохмотья вклеили в чёрно-белую фотографию интерьера в евростиле. И лампы, и зеркала, и плакаты на стенах вдруг показались мутно-серыми, как припорошенные пылью.