Соло на троих - Ника Сафронова

А Полина все говорила и говорила:

– Ты не представляешь, зайчонок, как мне с ним хорошо! Я просто душой отдыхаю! Вот сегодня с утра я была у него в больнице… Ой, ты же не знаешь! Всеволоду операцию сделали! Удалили аппендикс. Я ему возила бульон и клюквенный морс. После операции, говорят, ничего другого нельзя…

«И эта туда же! – в отчаянии подумала я. – Да его там скоро раздует от этого бульона!»

Не знаю, в какой именно момент у меня бы взорвался мозг, если бы Полина не засобиралась домой.

– Ну вот, я тут вроде закончила. Составила список дел на завтра. С утра снова к Всеволоду поеду, вернусь часам к двум. Вы с Ириной не забудьте, пожалуйста, про нашивки…

– Какие нашивки?

– Ну, для униформы к выставке.

– Ах это! – у меня почему-то потемнело в глазах (наверное, теперь все, что будет Лихоборскому хорошо, для меня будет смерть). – Ну конечно же! Конечно же мы не забудем! Это же не просто нашивки! Это же, черт побери, нашивки для униформы!

Полина посмотрела на меня скептически. По-моему, она поняла, что девушки-промоутеры рискуют остаться не только без нашивок, но и без униформы.

– Оксаночка! Я тебя очень прошу! Не забудьте, пожалуйста!

– Ладно, ладно, – сбавила я обороты, – не переживай! Передавай Севе горячий привет!

– А ты что, еще не собираешься?

– Нет, мне еще кое над чем поработать надо.

– С ума сошла! Опять до ночи?

– Нет, мой друг, только до первой звезды.

– Дурочка, Оксанка, угробишь себя, – сказала Полина, повязывая на шею легкий газовый шарфик.

– Все там будем… – вздохнув, парировала я.

Мы попрощались, расцеловавшись напоследок, как в былые времена. Полина ушла. А я осталась наедине с собственной болью.

Смысл всего увиденного и услышанного оседал на дно моего сознания постепенно. Словно пропущенный через фильтр. Странно. Я ощущала, что горечь еще не успела как следует опуститься, улечься, а душа, от которой, казалось бы, за сегодняшний день не осталось живого места, уже наполняется чем-то совершенно иным. Что это? Жажда мести? Но я никогда не видела особого смысла в отмщении. Разве что граф Монтекристо… Но когда бисер начинает метать покинутая женщина, мне казалось, это верх глупости. Зачем? Неужели от этого кому-нибудь станет легче?

Я открыла окно. Курила, глядя в окна дома напротив. Двор в темноте уже не выглядел таким уродом. Все-таки освещенные окна – как попытка подглядеть чью-то частную жизнь – украшают.

«Все! – сказала я самой себе. – Мысль созрела. Я хочу независимости! И только. Что мне нужно для счастья? Перво-наперво отдельное жилье. Второе. Я хочу крепко поставить на ноги свое дело. Третье…»

Впрочем, для начала первых двух пунктов было вполне достаточно.

Итак. Пункт первый. Жилье!

Я порылась в столе. Нашла тетрадку с записями контор по недвижимости. Сунула ее в сумку.

«Теперь осталось только найти человека, который мне даст взаймы. И можно считать, дело в шляпе. Троекратное ура! Я скоро смогу валяться в ванной сколько захочу!»

Не могу сказать, что я была радостной. Скорее это выглядело как нервное возбуждение. Но я очень, просто очень сильно хотела изменить свою жизнь. Навеки избавиться от всего, что связывало меня с Толстой Овцой!

Я даже было вздохнула с облегчением, когда меня пронзила совершенно очевидная мысль.

Хорошо, предположим, я рассчитаюсь за первый месяц. Даже если и сыщется какой-нибудь завалящий денежный мешочек, который меня на это спонсирует. А что потом? Чем я собираюсь платить за квартиру в дальнейшем? Контракт с Лихоборским – это всего лишь определенная сумма. Которая, я уверена, очень быстро разойдется на нужды общественности.

Я стала думать, кого можно крутануть на долгосрочный контракт. Это может быть только корпорация-монстр. Кого? «Кока-колу»? Пиво «Толстяк»? Да нас за них мэтры рекламного бизнеса в порошок сотрут. Не говоря уж о том, что корпорация-монстр нас к себе ближе чем на пушечный выстрел не подпустит! Стоп. Севочка, родненький мой, иди-ка сюда! Вот ты-то нас и будешь кормить первое время, пока мы окончательно не окрепнем. Уж я придумаю, как тебя поиметь, милый мой. Будь спокоен…

Нет, все-таки граф Монтекристо – не такой уж и вздорный мужик! Ах, какой кайф! Вот теперь я была действительно рада. И меня нисколько не тревожил тот факт, что я пока не знаю, как заставить Лихоборского платить по нашим счетам. Но я это сделаю. Сделаю!

К подъезду своего дома я подлетала практически на крыльях любви.

Я уже доставала ключ, чтобы открыть кодовый замок домофона, когда меня кто-то негромко окликнул:

– Оксана!

Я обернулась. Ко мне легкой трусцой приближался Толик. Был он одет в светлую куртку и джинсы. На плече – все та же спортивная сумка.

– Толик? Привет! Какими судьбами?

– Все теми же, по делам, – он поцеловал меня в щеку. – Ты откуда так поздно?

– С работы вестимо, – я открыла дверь, и мы вошли в подъезд. – Долгонько ты к нам собирался.

– Да я бы и сейчас не собрался, – вроде как оправдываясь, сказал Толик. – Друга не застал. Мне у него в институте доложили – на симпозиум уехал.

– А у тебя друг – вечный студент, что ли?

Толик засмеялся:

– Вроде того. Преподает.

Мы зашли в лифт. Он нажал на нужный этаж, развернулся ко мне лицом. Наши взгляды пересеклись, и я вдруг почему-то смутилась.

Странные у него глаза! Как рентген прямо.

– У тебя неприятности? – спросил Толик.

– Почему ты так думаешь?

– Похудела. Выглядишь больной.

«Да уж, – подумала я, – любовь – это страшный недуг! Особенно когда в качестве осложнения такой субъект, как Лихоборский»!

– Ну какая же я больная? – произнесла я вслух. – Где твои глаза? Я пышу здоровьем, как русская печь!

Толик усмехнулся:

– Русская печь…

Мы вышли из лифта. Стали проходить в квартиру.

– Расширяемся, – кивнула я на Астахову дверь.

– Не понял…

– Теперь братец здесь жить будет.

– А-а, слышал от матушки эту историю, – кивнул Толик. – Квартиру справа не планируете?

– Планируем. Но там проживают довольно скользкие люди. Их голыми руками не возьмешь.

– Ну, если что – сигнализируй. Посодействуем.

Я улыбнулась.

– Спасибо. Не премину!

Все-таки приятно, когда с человеком можно найти общий язык. В моем случае это не так часто бывает!