Софья Палеолог - Татьяна Матасова

Выше уже отмечалось влияние греков на мировоззрение архиепископа Вассиана, автора «Послания на Угру» — одного из «программных» текстов эпохи образования единого Русского государства. Чем еще обязан был приехавшим грекам русский мир?

Греки имели отношение к становлению внешней политики молодого Русского государства и особенно к упрочению его контактов с Западом.

Внешнюю политику домонгольской Руси отличали развитые международные связи. Русь контактировала со многими европейскими странами: Норвегией, Швецией, Польшей, Германией, Францией… Однако с той поры, как Русь попала в зависимость от Орды, контакты с Западом стали гораздо менее интенсивными. Они осуществлялись в первую очередь через вездесущих купцов из причерноморских факторий итальянских морских республик Генуи и Венеции: Солдайи (Судака), Каффы (Феодосии) и Таны (Азова). Предприимчивые итальянцы забирались в поисках ценных товаров далеко на север и северо-восток. Известны документы о том, что эти воспитанные теплыми морями авантюристы покупали беличьи шкурки в верховьях Камы. Существенную роль в сношениях с Западом играл средневековый Новгород, где шла торговля с балтийскими городами Ганзейского союза — Любеком, Гамбургом, Таллином и др. Иногда на Русь заносило «странствующих рыцарей». Но в целом связи русских земель с Европой в ту пору носили эпизодический характер и не перерастали в полноценное международное сотрудничество.

Иван III осознал невозможность создания сильного Русского государства без развития отношений с западным миром. И здесь великий князь столкнулся с проблемой «нехватки кадров»: за несколько веков ордынского гнета на Руси практически полностью перевелись знатоки европейских языков, а главное — эксперты в тонкой науке западного придворного этикета и дипломатического церемониала. Иван III принял здравое решение — использовать знакомство греков из свиты своей супруги с культурой Запада и их владение итальянскими диалектами. В условиях, когда власть великого князя Московского только начинала возвышаться над властью удельных князей, а свободолюбивые настроения бояр-землевладельцев еще только предстояло поставить под контроль, не связанные с русским миром греки оказывались особенно востребованы на роль представителей Москвы за рубежом. Их положение на Руси полностью зависело от благодеяний московского правителя. Давая им важные поручения, Иван III мог не сомневаться, что они приложат все усилия для того, чтобы выполнить их как можно лучше. Учитывая это, именование посланников-греков в посольской документации «верными нашими» приобретало новый смысл.

Государь «всея Руси» мог положиться на греков и по другой причине. В Европе, и особенно в Италии, далеко не все из них были желанными гостями. Обилие греческих эмигрантов порой раздражало итальянских суверенов, поскольку они понимали, что те ищут покровительства и заступничества, под чем подразумевались прежде всего деньги. Примером тому может служить печальная судьба братьев Софьи в Италии.

После смерти кардинала Виссариона 18 ноября 1472 года Палеологи оказались в Риме не у дел. Папа Сикст IV, отправивший Софью в Москву, искренне надеялся, что теперь судьба греческих аристократов, и в первую очередь Андрея Палеолога, перестанет быть его заботой. Двор Андрея между тем был главной (и нередко единственной) надеждой для его соотечественников. Однако Андрей в отличие от Виссариона не был видным политическим и культурным деятелем, а потому не мог стать меценатом для бесприютных византийцев. Папа же на протяжении 1470-х годов не раз сильно урезал средства, выделявшиеся на содержание Андрея, носившего пышный титул «деспота ромеев». Примечательно, что папа впервые «недоплатил» Андрею в 1473 году, после того как в Рим приехал Димитрий Рауль Кавакис с богатыми дарами от Ивана III. Ситуация способствовала тому, что Россия стала восприниматься некоторыми греками из свиты Софьи как своего рода «страна надежд», в которой они могли найти кров и возможности заниматься привычными профессиями: торговлей, ремеслом, а иные — и переводом книг.

Кроме того, до конфликта 1483 года Ивана III с Софьей (связанного, как мы помним, с украшениями первой супруги Ивана Марии Тверской) отношения великокняжеской четы, кажется, ничто не омрачало. Иван III был вполне доволен своим браком, и Софья — а значит, и ее свита — находилась на вершине московского Олимпа. Амброджо Контарини свидетельствует: когда он оказался в Москве и ему нужно было как-то представляться русским знакомым, он выбрал беспроигрышный вариант — решил сказать, что он был «врачом, сыном врача, который был слугой деспины…». Контарини «будто бы ехал к великому князю и к деспине искать счастья». Тот факт, что подобное объяснение всех устраивало, говорит как о зависимости греческих эмигрантов от московского двора, так и о том, что греков, готовых встроиться в русский мир, было достаточно много. Они надеялись, что Софья «могла оказать влияние, способствующее достижению ими конечной цели — благосклонности господина, источника всей власти и благодеяний». Они видели в Софье человека, способного в силу близости к великому князю оказать им реальную помощь.

Еще Н. М. Карамзин писал о том, что «главным действием сего брака (Ивана III с Софьей. — Т. М.) было то, что Россия стала известнее в Европе…». Действительно, среди тех, кто по воле Ивана III «прорубал окно в Европу», были византийцы из свиты Софьи. Их силами Иван III пытался сформировать вполне определенный образ своей страны за рубежом. В последней четверти XV века, когда Посольский приказ еще не сложился, сношениями с иностранными державами ведал Казенный двор. Греки играли в этом ведомстве не последнюю роль, хотя тон задавали всё же русские люди. Во главе большинства русских миссий на Запад стояли двое: грек и русский. Первый лучше знал Запад, второй тверже отстаивал интересы великого князя.

Как позиционировали себя представители Ивана III за рубежом? Ответ на этот вопрос не всегда очевиден. Авторы русскоязычных исследований обыкновенно идут вслед за русскими источниками и называют руководителей дипломатических миссий «послами». Но это не совсем точно: Ивану III были неведомы ранги дипломатического представительства. В Европе ситуация была другой. В Венеции, славящейся крепкими традициями посольского обычая и церемониала, уже к XIV веку слово «посол» — ambasciatore — подразумевало самый высокий ранг представителя. Ниже стояли посланники — oratori, еще ниже — гонцы. Окончательно такое деление было закреплено на Венском конгрессе 1815 года, но к XV веку оно уже существовало в наиболее развитых странах западного мира. На Востоке (в том числе на Руси) эта система долгое время была неизвестна. Чаще всего европейские источники именуют греков на русской службе и их московских коллег именно «посланниками». По всей видимости, как «послов» в европейском смысле слова воспринимали только Юрия Траханиота в Милане в 1486 году и Дмитрия Герасимова в Риме в 1525 году. Учитывая западную традицию — в данном случае более точную, — в нашем рассказе при отсутствии иных данных представители Ивана III на Западе будут именоваться посланниками.

Для целого ряда регионов Европы встреча с Московской Русью была первой или одной из первых. В эпоху Ивана III чаще всего посольства отправлялись в итальянские государства — Рим, Венецию и Милан. Это можно объяснить и личными связями греков с итальянским миром, и тем, что именно этот регион был наиболее развит в культурном отношении. Среди других стран, с которыми шло сотрудничество при посредстве греков, можно назвать прибалтийские государства крестоносцев, Данию и Священную Римскую империю — большое, но рыхлое государство, занимавшее значительную часть нынешних австрийских и немецких земель. Эта империя на протяжении всего Средневековья претендовала на культурно-политическое наследие Древнего Рима, а потому ее правители включили в название державы соответствующий эпитет.