Голоса из окон. Ожившие истории петербургских домов - Екатерина Кубрякова

Сейчас же, осмотрев комнату женщины, полиция нашла лишь одну разгадку ее исчезновения — лежащее на столе письмо, написанное ее рукой. В нем сорокавосьмилетняя Мария писала, что просит не тратить время на ее поиски, так как она решила покончить с собой.

Тела Девель так и не нашли. Скрыли ли его воды находящегося под окнами Обводного канала, печально известного как канал самоубийц, или исчезновение было продуманным конспирологическим планом революционерки, установить не удалось.

Литература

«Загадочное исчезновение заведующей школой» // Биржевые Ведомости. — № 11007. - 14 марта 1909.

Стасова Е. Д. Страницы жизни и борьбы. — Издательство политической литературы, 1960.

Искра // Большая российская энциклопедия. — Т. 11. — М., 2008.

Дом Гергенса

(1874 г., архитектор А. В. Шретер) Невский пр., 4

«Если в Санкт-Петербурге вы гуляете по Невскому проспекту, а избежать такой прогулки здесь так же трудно, как в Венеции не пройтись по площади Святого Марка, в Неаполе — по улице Толедо, в Мадриде — по Пуэрта-дель-Соль, у нас — по Итальянскому бульвару, вы наверняка заметите лавку Беггрова. Перед ней вечно стоит толпа любопытных. Люди рассматривают картины, часто в семивосьмиградусный мороз. Облако от дыхания людей образует здесь как бы постоянный туман. Дождавшись свободного места перед витриной, когда кто-то из зрителей вдруг, и очень кстати, вспомнит, что у него есть еще дела в другом конце города, за Аничковым мостом, на Лиговке или по другую сторону реки, на дальнем проспекте Васильевского острова, вы, конечно, смешав свое дыхание с дыханием толпы, протиснитесь к ней.

Но если вы еще не очень привыкли к климату и суровость его вас еще пугает, уверенно поверните ручку двери и смело войдите в само святилище. Беггров, молодой человек с приятными манерами, настоящий джентльмен, даже если вы у него ничего не купите, примет вас с превосходной вежливостью и любезно покажет свои богатства.

Сам он художник, вполне светский и образованный человек… Здесь можно полистать альбомы, просмотреть новые гравюры, поговорить на эстетические темы и узнать новости мира искусства.

Теофиль Готье

Однажды, когда я рассматривал там гелиогравюры, большая акварель, помещенная в углу на мольберте, своими сочными тонами и роскошным видом решительно привлекла мое внимание, хотя сумерки уже пригасили дневной свет. Часто, однако, картины, в особенности если они действительно хороши, в этот час суток как-то магически фосфоресцируют. Кажется, будто они еще на какое-то время задерживают и собирают в себе уходящий свет.

Я подошел и оказался перед шедевром, который никак не мог приписать ни одному из известных мне мастеров и который любой из них подписал бы с гордостью. Это не был Бонингтон, это не был Эжен Лами, ни Каттермоль, ни Эжен Делакруа, ни Декан, ни один из тех, кто сумел бы передать в акварели силу и богатство масляной живописи. Совершенно новая манера письма этого оригинального произведения явилась для меня сюрпризом, открытием. Я открывал неизвестные, нетронутые земли искусства…» [129].

В этом не самом примечательном, но отличающимся завидным местоположением доме в середине XIX века находился эстампный магазин Александра Ивановича Беггрова, который здесь же и жил, в квартире № 1. Александр пошел по стопам отца, гравера Ивана Петровича Беггрова, еще в 1817 году открывшего на Невском проспекте одну из первых в России частных литографий и магазин по продаже картин и других произведений искусства. Дядя Александра, Карл, был известным художником, создавшим в числе прочего портреты двух императоров. Художники и коллекционеры обращались в магазин Беггрова, чтобы совершить сделки, познакомиться с новыми талантами, осуществить пересылку. Риццони, посредник Павла Третьякова, только недавно начавшего собирать свою знаменитую коллекцию, приезжал именно сюда: «Я взял… картину сейчас же и сам на извозчике повез к Беггрову, там будет сделан крепкий ящик и… можно будет отослать» [130].

Сюда же зимой 1858 года отправился и сорокасемилетний французский писатель Теофиль Готье, впервые путешествовавший по России и внимательно исследовавший жизнь Петербурга, особенно культурную ее часть. Под покровительством Александра II Готье собирал материалы для большого труда по русскому искусству и, конечно, не мог упустить знакомства с современными его представителями. Александру Беггрову, в чей магазин он направился, было тогда тридцать лет. Дела купца второй гильдии шли успешно — он был поставщиком Императорского двора, литографом Императорской Публичной библиотеки и комиссионером Академии Художеств. Илья Репин позже писал: «Счетом Беггрова я совершенно доволен — он очень добросовестен, аккуратен и честен по-купечески» [131].

Впечатлившая Готье акварель, случайно найденная в углу магазина Беггрова, изображала флорентийскую оргию XVI века. Рассмотрев незнакомую подпись в углу картины, французский путешественник стал расспрашивать Беггрова, что за гения он только что открыл. Работа принадлежала тридцатиоднолетнему венгерскому художнику Михаю Зичи. Десять лет назад Зичи пригласили в Петербург обучать рисованию внучку Павла I, а теперь, оставив преподавание, художник перебивался непостоянными заработками на продаже картин. Беггров достал папку и показал Готье другие работы Зичи. Перед восхищенным французом предстали еще несколько шедевров.

— Как же получилось, — говорил я Беггрову, — что Зичи ничего не послал на Всемирную выставку, что я никогда не видел ни одной его работы, хотя бы в гравюрах, никогда не встречал его картин или рисунков в коллекциях? Видно, ревнивая Россия хранит его в тайне, только для себя самой и монополизировала этот тонкий, такой новый и своеобразный талант?

— Да, — спокойно ответил мне Беггров, — Зичи много работает для двора и для города. Его рисунки долго не лежат в моей лавке, и, если вам удалось увидеть их здесь сразу несколько, это только случай. Просто для них делаются рамы. «Флорентийскую оргию» уже берут