Бубновый туз - Евгений Сухов

— Хм… Да в ней золото расплавленное, — заликовал Кирьян. — А наш старичок, оказывается, не промах! Умеет прятать.

— Значит, он золотишко переплавляет и в колбы его прячет! Ишь чего придумал!

— Давай сюда, — взяв колбу, Кирьян осторожно положил ее в сумку. — Уверен, это еще не все. Ищи!

— Три дня назад Валет видел, как он к ювелиру Мамедову заходил, брошь заказывал. Наверняка где-то и бриллиантики запрятаны.

Егор обладал каким-то невероятным чутьем на ценности. Ему требовалось всего лишь несколько минут, чтобы почувствовать, в каком именно месте запрятаны золото и деньги. Причем драгоценности он извлекал из самых неожиданных мест. Никто так и не мог понять, каким образом он их находил, но, по собственному признанию Егора, он чувствовал их запах.

Как бы там ни было, пошныряв по комнатам, он без труда отыскивал малейшую заначку.

Прошли в кабинет.

Все строго, аккуратно, как в каком-то ответственном учреждении. Старик понимал толк в порядке. У стены, видно, предназначенный специально для гостей стоял мягкий диван, обитый темно-желтой кожей. По обе стороны от него кресла, такие же внушительные, а на дубовом резном столе — мраморный чернильный прибор. Взгляд притягивала огромная чернильница, выполненная в форме жабы, из огромного рта которой торчала длинная агатовая ручка.

Несмотря на старенький халат, с которым аптекарь не расставался, роскошь старый Абрам Гусман ценил. И принимал визитеров в своем кабинете в дорогом костюме.

Егор подошел к стеклянному шкафу, где на полках стояли банки с растворами. Здесь же фолианты в кожаных переплетах, а у задней стенки небольшая, выкрашенная в зеленый цвет стеклянная банка, на которой оранжевыми крупными буквами было написано «Яд».

Кирьян поднял банку. Внимательно осмотрел ее со всех сторон. Она была хорошо запечатана. Герметично. Ничего удивительного. Не исключено, что яд летуч, а потому подобная мера предосторожности совсем не лишняя.

Но какого дьявола ей находиться в кабинете хозяина среди книг и храниться, как самой большой ценности?! Кирьян потряс банку, внутри что-то перекатывалось.

Осторожно, стараясь не порезаться, Кирьян стукнул банку о мраморное пресс-папье. Раздался глуховатый стук, но банка так и не открылась.

— Там что-то есть.

Металлическая крышка была подогнана крепко, просто так и не подступиться.

— Там где-то тесак лежал, — махнул в сторону лаборатории Егор. — Ковырнуть надо.

Вернулся он через минуту с увесистым длинным ножом. Приладившись, жиган уверенно ударил по центру крышки. Металл смялся, но продолжал держаться.

— Посильнее давай!

Еще два удара, и искореженная крышка отлетела. Заглянув вовнутрь, Кирьян увидел аккуратно сложенные бумажные пакетики. Их было много, десятка три.

Вытряхнув пакетики на стол, он взял один из них. «Вес небольшой, на золото не потянет», — ворохнулось разочарование. Под пальцами прощупывались какие-то твердые горошинки. Осторожно развернув бумагу, Курахин невольно выдохнул — на его ладони лежало несколько крупных бриллиантов.

— Ничего себе, — присвистнул Егор. — Я же чувствовал, что они где-то здесь!

Кирьян развернул следующий пакетик — на этот раз в нем оказались броши, сделанные из какого-то белого металла, в который были вправлены изумруды.

— Это платина, — восторженно сообщил из-за плеча Егор Копыто. — Валька Стрекоза из платины колье носила.

Изумруды были насыщенного светло-зеленого цвета, необыкновенной прозрачности. Белый металл, окаймлявший их грани, только подчеркивал чистоту камней. Такие побрякушки способны украсить любую шею.

— Где она его взяла?

Фартовый бережно перебирал в пальцах твердые зеленые капельки.

— Один нэпман для своей крали в ювелирном купил. Сунул в карман пальто и пошел пролетку ловить. Когда через толпу пробирался, так Валька у него и свистнула.

Камушки были красивые, успокаивающе поблескивали. На них хотелось смотреть долго. Кирьяну вдруг подумалось о том, что у Марии точно такие же глаза — зеленые, с задорным блеском.

— Это я возьму себе, — положил Кирьян колье в карман.

Егор Копыто только пожал плечами:

— Как скажешь, ты за «ивана».

Оставляя себе в долю подобные украшения, Фартовый подчеркивал свое лидерство среди остальных. Как правило, никто из жиганов не возражал — Кирьян имел на это право и мог позволить большее.

Фартовый разворачивал пакетик за пакетиком, и в каждом из них находились драгоценности. Изделия были весьма искусными, на многих из них были проставлены именные клейма. Драгоценности можно было мерить горстями.

— На сколько же здесь потянет? — восхищенно спросил Егор.

— Не знаю, — покачал головой Кирьян. — На много! — Подняв брошь, сказал: — Только одна эта штука на пару миллионов рубликов потянет. Видел клеймо?

— Ну?

— Вот тебе и ну! Французская работа. А французы умеют делать. Я себе беру вот это, — сгреб Кирьян половину драгоценностей. — А тебе остальное. Без обид?

— О чем речь, Кирьян! — почти оскорбился Егор. — Все путем!

Взяв со стола полотенце, Кирьян завернул в него драгоценности и крепко завязал.

— Товарищам красноармейцам можно было бы выделить долю. Но они у нас люди идейные и за так готовы работать. Впрочем, если подойдут, пай обещаю, — с усмешкой сказал он.

Смерив взглядом Егора, лихорадочно рассовывающего драгоценности по карманам, поторопил:

— Ну что копаешься? Сваливаем!

У пролетки Кирьян увидел какого-то крепкого мужчину. Темнота скрывала его лицо, заметив приближающихся людей, он кивнул кучеру на прощание и пошел по улице.

— Кто таков? — строго спросил Кирьян.

— Из одной деревни мы, — смущенно ответил Гурьян.

— Вот что хочу тебе сказать, ты свои дела мне тут не верти. Если что узнаю, так разом голову отверну, — строго предупредил его Фартовый. — Ты меня понял, Гурьян?

— Как же не понять, — тяжело вздохнул тот, преданно посмотрев на жигана. — Ты же мой кормилец!

— Хорошо, что понимаешь! Ну чего стоишь? Трогай помаленьку…

Телефонный звонок застал Сарычева, едва он перешагнул порог квартиры. Звонил дежурный из районного отдела милиции и сообщил о том, что четверо красноармейцев «по приказу товарища Сарычева» привели в милицейский отдел «контрика». Дежурный сразу почувствовал неладное…

Под благовидным предлогом красноармейцев заставили пройти в участок, где и разоружили, поместив в одну камеру с «контриком».

Сарычев понял, что отоспаться не удастся и в ближайшие часы ему предстоит непростая работа.