За чертой милосердия. Цена человеку - Дмитрий Яковлевич Гусаров

половчее, чтобы боль была полегче, приноравливался и так и этак, ждал привала не столько для отдыха, хотя устал, наверное, больше других, сколько для того, чтобы снять наконец ботинок, осмотреть ногу и что-то придумать…

Ночью ждали самолетов. Противник не тревожил, в сторожевое охранение Васю на этот раз не назначили, он разулся, ощупал горячую стопу, приладил ее больным местом к мягкому прохладному мху и долго лежал, радуясь, что серьезного вроде ничего не случилось, что боль потихоньку легчает, и мысли его постепенно вернулись к прежнему, к тому, чем и он, и все другие жили последние дни. Вспомнилось, как еще мальчишкой был он послан от колхоза в пионерский лагерь, как там иногда на завтрак давали какао — до этого Вася лишь читал о нем в книжках. Оно действительно оказалось вкусным — густым, сладким и жирным: но не какао вызывало теперь в нем запоздалое сожаление, а целая гора белого хлеба с маслом, которая оставалась на столе, когда они по команде вожатой вставали и уходили из столовой. «Неужто я не хотел хлеба с маслом?» — сам себе удивлялся Вася. Он-то знал, что так оно и было, но сейчас сам не верил этому.

Вася стал вспоминать другие случаи, когда никто не смотрел ему в рот и можно было есть сколько хотелось, и выходило, что за свою жизнь он наделал немало глупостей. «Конечно, — рассуждал он, — съеденный тогда лишний кусок не сделал бы меня сытым теперь, но он наверняка сберег бы какую-то капельку сил. Не будь весной в Шале этих проклятых двух недель на корюшке, может, мы и не были бы такими доходягами».

Вася поползал вокруг своего пустого вещмешка, в полусумерках на ощупь обобрал все ягоды, потрогал в кармане подаренную комбригом блесну со шнуром и решил, что к восходу солнца надо попроситься на рыбалку. Озеро — вот оно, совсем рядом. Погода-то, конечно, плохая, и солнца никакого не будет, но вдруг повезет…

— Чуткин, ты где? — послышался из-за кустов голос Живякова. — Вот он, Екатерина Александровна. Чуткин, иди сюда, покажи доктору ногу.

«Успел уже!» — с неприязнью подумал Вася и, подхватив ботинок, поднялся.

Бригадный врач Петухова присела на землю, положила себе на колени Васину босую ногу:

— Что случилось?

— Да так… Оступился вроде.

Вася всегда почему-то стеснялся и своих недугов, и докторов. Было темновато, Живяков хотел посветить спичкой, но Петухова приказала сопровождавшей ее медсестре:

— Достань фонарик!

Прикрывая ладонью свет, та поднесла фонарик к самой ноге. Вася наклонился поближе и обрадовался: нога как нога, только чуть припухла вокруг лодыжки.

Петухова долго щупала, осторожно вертела стопу вправо, влево, спрашивая: «Больно так?», и поглядывала на Васю, который и сам не понимал — больно ему или нет, терпеть было можно, и он терпел. Врач даже рассердилась.

— Да ты что, не чувствуешь ничего, что ли?

— Чувствую.

— Почему молчишь?

— А чё говорить! Ходить могу, и ладно.

— «Могу, могу»… И не можешь, так придется. Карет-то мы с собой не захватили, сам видишь… Ну слава богу, ни перелома, ни вывиха нет. Обычное растяжение сухожилий… Тося, — обернулась она к сестре, — сделаешь массаж, спиртовой компресс и тугую повязку, хорошо бы фиксирующую, но как идти парню? Ботинки-то у тебя просторные?

— Добрые ботинки, только мягкие.

— Походишь пока без портянки, а ты, Тося, забинтуй его потуже. Хорошо бы попарить ногу, да негде.

Последние ее слова так пришлись по душе Васе, что он осмелел:

— Попарить и в котелке можно.

— Как это в котелке? — удивилась Петухова.

— Котелок у меня широкий. Пяткой вниз как раз влезет.

— А что? Почему не попробовать? — улыбнулась опа и приказала: — Ступай к медицинскому костру. Тося, проводи его.

Нет худа без добра. Часа два Вася провел в бригадной санчасти, в тепле и сухости, грел в чужом котелке воду, переливал ее в свой, тайком, чтоб не заметили, подсовывал туда сорванные по дороге березовые листья, и ноге заметно полегчало. По крайней мере, так казалось ему, ибо вода бывала поначалу такой горячей, что пятка с трудом выдерживала, и верхняя жгучая боль словно бы перекрывала ту внутреннюю, глубокую и ноющую.

Ночью, когда тронулись в путь, Вася шел как все, не отставая и в открытую опираясь на палку. Была команда взять у него лишний груз, но он не отдал, ибо мешок-го уже мало чего весил, он походил на торбу деревенского нищего, а винтовку и патроны кто отдаст в чужие руки?

Утром был долгий привал, днем прилетели самолеты, в мешке вновь запахло съестным, жизнь потихоньку налаживалась, а перед следующим утром, когда опять остановились надолго, как гром среди ясного неба приказ:

— Чуткина откомандировать в распоряжение санчасти!

Повторилась такая же история, как и в начале похода, только теперь Живяков уже без зависти и даже с какой-то настораживающей грустью проводил Васю:

— Ничего, парень, держись…

— А мне чё? Делать им нечего, вот и вызывают. Но-га-то вон совсем разошлась…

Конечно, Вася говорил неправду. И нога изрядно побаливала, и сам он был серьезно встревожен столь необычным приказом, но делать вид, что его ничем не 'прошибешь, давно уже стало привычкой. Особенно перед Жпвяковым, который, кажется, будет рад любой Васиной неприятности.

Раненые опять были собраны все вместе, в центре лагеря. Неподалеку, в полном почти составе, расположился разведвзвод, а с другой стороны тесной кучкой сидело человек двадцать партизан из разных отрядов. Все держались так, словно не было объявлено большого привала, и нужна лишь команда, чтобы люди поднялись и тронулись в путь.

Вася забеспокоился. Картина была слишком знакомая, и он без труда определил, что слева сидят «доходяги» — их узнаешь сразу, у них на лицах все написано, и сам Вася, наверное, был таким в глазах других в начале похода.

Начальства поблизости не было. Один раз пробежала от штаба к палатке санчасти и обратно Петухова, Чуткин хотел остановить ее, но она и слушать его не стала:

— Садись и жди! Пойдешь со всеми!

Наконец одна малознакомая медсестра то ли из «Буревестника», то ли из «Боевых друзей» сказала Васе, что организуется лесной лазарет, вместе с ранеными остаются ослабевшие, что их на Большую землю будут эвакуировать-гидросамолетами.

— А я-то тут при чем? — искренне удивился Вася.

— Твоя фамилия как? Чуткин? «Ты тоже значишься в списках как больной… Что у тебя? Нога вроде?..

— Ну уж дудки! Тоже мне нашли «доходягу»…

Вася так и не сел рядом с другими, держался где-то посередине между разведвзводом и ослабевшими. Стоял и думал, что до смешного не везет ему, второй раз отбояриваться