Двойной бренди, я сегодня гуляю - Мария Елифёрова

– Са-делал. Во…

Лика заглянула на экран. Там отображался кусок беседки с углом скамьи и голое колено Дафии. Обзор камеры из пояса Виктора, догадалась она.

– Поверните объектив вверх, – посоветовала она. Лаи провёл рукой по пряжке пояса, и изображение выправилось.

– Так нормально?

– Фсё порядок, – подтвердил Дафия, которому, очевидно, нравилось это земное выражение.

– Пойдёмте.

Лаи вставил в ухо телефонную заглушку и твёрдо взял Лику под руку. Слегка растерянная, она подчинилась. Когда они отошли на достаточное расстояние от беседки, она спросила:

– Вы думаете…

– Не думаю, – перебил Лаи. – Опасаюсь.

Минуты две они молча шагали по траве. Барнардец прислушивался к указаниям брата в телефоне. Лика осторожно высвободила свою руку.

– Виктор, но это же абсурд. Что, по-вашему, этот парк заколдованный?

– Не все сказки о колдовстве абсурдны. Уж вам-то, как антропологу, следовало бы про это помнить.

– Но не в буквальном же смысле!

– Неважно, в каком. Как вы объясните то, что нескольким людям стало плохо с сердцем в этом парке? Два раза – я готов поверить в совпадение, но третий?

– А вы не допускаете мысли, что у отца и сына может быть одинаковый скрытый дефект в организме? Порок сердца – вещь обычно наследственная.

– Тогда с какой стати этот дефект так точно выбрал время и место, чтобы проявиться?

Лика не успела ответить. Лаи встал как вкопанный, глядя куда-то поверх кустов.

– Маахр!..

По тому, как он выплюнул это слово, Лика поняла, что это ругательство. Метрах в пятнадцати над зарослями цветущего кустарника маячила зеленоватая бетонная фигура. Отсюда она была видна со спины, но доспехи и развевающуюся косу на затылке Лика узнала сразу.

– Бред какой-то…

Оба стояли и смотрели на статую. Лаи с присвистом втянул в рот слюну.

– Понятно. Дафию спасла привычка ходить по газонам. Он ведь уже немолодой. Если бы он прошёл по дорожке, прямо под памятником, это его бы убило.

– Но что – «это»?

– Знать бы… – вздохнул Лаи. Лика ощутила странную пустоту внутри; чувство абсурда накатило ватной стеной, как морская болезнь. Раз, два, три, четыре – ходит заяц подквартире… да, это был стишок, который она сочинила в два года, и никто не понимал, что такое «подквартире» – по квартире? под квартирой? – но заяц-то на самом деле ходил над квартирой, на верхнем этаже, и стучал ногами в потолок нижних соседей… Заяц был над квартирой, вот в чём дело.

– Вот вы где! Вы чего на звонки не отвечаете?

Ори и Коннолли, раздвинув ветки кустов, один за другим пролезли на газон. Землянин опередил барнардца и в несколько секунд уже был рядом со своими коллегами.

– Какого чёрта у тебя телефон занят? – взволнованно спросил он Лаи. Тот не спеша извлёк капсулу из уха и убрал её в пояс.

– Я держал связь с Дафией. Извини, Патрик, но это было нужно.

– Его брат приехал, – пояснила Лика. Коннолли не слушал.

– Амаи добыл файлы, – понизив голос, сообщил он по-маорийски. – Я что, должен был вопить об этом на весь парк?

– Так скоро? – изумилась Лика. Ори, с пунцовым румянцем на щеках, подошёл ближе.

– Ну, я и сам не ожидал, что всё будет так просто. Взламывать ничего не понадобилось. Конечно же, эти примитивные люди поставили в пароль имя богини здоровья. Я набрал просто так, для опыта – и надо же, вошёл.

Он вынул из пояса ячейку памяти и протянул её Лаи.

– Держите. Все истории болезней сердца, тридцать два файла.

– Спасибо, Амаи, – археолог переложил крошечную гибкую чешуйку в свой пояс и ритуальным жестом обнял Ори. – Если понадобится моя помощь – я перед вами в долгу.

Как же он всё-таки странно изъясняется, подумала Лика. Что на английском, что на маори – как персонаж романов девятнадцатого века. Впрочем, на маори, кажется, в девятнадцатом веке романов не писали…

– Не стоит, – с озорной улыбкой ответил Ори, вывернулся из его объятий и снова нырнул в кусты. Лаи горячо стиснул руку Коннолли.

– Не знаю, как благодарить.

– Угости «Ред лейбл», – полушутя предложил Патрик. Лаи оглянулся на Лику, потом на кусты, где скрылся хакер.

– Он вернул тебе компьютер?

– Вернёт, когда вычистит всё, что он там наустанавливал.

– Хорошо, – сказал Лаи, думая о чём-то другом. – Лика, вы не обидитесь, если я вас покину? Мне нужно вернуться к Дафии.

Стоило ему отойти, как Коннолли наклонился к Лике. Его дыхание обожгло ей ухо.

– Умственная отсталость не лечится, да?

Лика фыркнула. Презрительно, насколько могла. Коннолли не оценил её экспрессии.

– У тебя тоже не отвечал телефон. Был выключен.

– Забыла включить. Извини.

– Только не говори, что ты с ним сейчас не целовалась.

В баню тебя, подумала Лика. Она посмотрела в его сердитые зелёно-голубые глаза.

– Целовалась. В щёку. Вот так.

Она положила руки ему на плечи и крепко впечатала губы в жёсткую щетину. Щека, висок – подумаешь, разница, отмахнулась она мысленно от самой себя… но всё-таки как же колется… никакого сравнения с бархатом Лаи. Патрик смотрел на неё с кривой ухмылкой.

– С тобой мазохистом можно сделаться. И я, кажется, уже становлюсь.

Марс, экспедиция D-12, 17 ноября 2309 года по земному календарю (18 сентября 189 года по марсианскому).

– Как у вас дела? – спросил Лаи, бросив взгляд на лабораторный стол. Доктор Лагранж менял прорвавшуюся перчатку.

– Как сказать… Надпись на сосуде вряд ли удастся расшифровать. Но кое-какая новая информация у нас есть.

Натянув перчатку, он взял с расстеленной пластиковой подложки блестящий овальный предмет и показал его Лаи.

– Это было внутри сосуда.

– Что это? – Лаи внимательно рассматривал изделие. – Платина?

– Иридий. Ничего не скажешь, о долговечности они позаботились.

Лагранжу очень хотелось спросить барнардца, что произошло между ним и начальником экспедиции. За завтраком он заметил, как Лаи, увидев приближение Мэлори, резко поднялся и пересел за другой стол. Ему это не понравилось; но во всём остальном Лаи вёл себя как ни в чём не бывало, а Лагранж знал, что барнадцам не следует задавать лишних вопросов.

– Изображение… – зачарованно проговорил Лаи.

– Да, – кивнул Лагранж. – Портрет марсианина.

С полуоткрытым ртом Лаи разглядывал рельеф на тяжёлой иридиевой бляшке. Существо на портрете гораздо меньше походило на ящерицу, чем можно было ожидать по реконструкциям; скорее оно напоминало земного панголина, которого он видел в зоопарке. Вместо волос голову марсианина покрывал «шлем» из крупных чешуй, и по тому, как чешуи расходились сверху, было похоже, что у него есть теменной глаз. Ниже шеи виднелось сложно украшенное одеяние, тщательно проработанное и явно парадное.