Бас. Любимица Иллари - Александра Лисина

Но Рокхет и так уже остановился, пораженный открывшимся зрелищем. Оглядел его. Издал какой-то невнятный звук. После чего развернулся и, вперив в меня совершенно растерянный взгляд, тихо спросил:

– Что это, Бас?

– Святилище, тебе же сказали, – неприятно улыбнулась я. – Хотя готова поклясться, что от друидов ты такого не ожидал.

* * *

За пределами северных лесов отчего-то бытует мнение, что «зеленые» не признают человеческих богов и упорно не следуют ни одному из известных людям заветов.

Со всей уверенностью могу заявить, что это не так. На самом деле друиды признавали существование Иллари и Роттара. Но не почитали их бездумно, как люди, не верили в них – они просто знали. С самого момента зарождения своего вида. А знание – это, согласитесь, совсем иное состояние, нежели вера. И оно не требует ни раболепного поклонения, ни задабривания, ни молитв.

Кто бы что ни говорил, а друиды – весьма здравомыслящая раса. Поэтому, признавая сам факт существования верховных богов, они скептически относились к так называемому младшему пантеону, в котором, надо признать, действительно было очень много посторонних личностей. Боги рек и озер, гроз и молний, морей и океанов… Суеверные люди, гораздые приписывать обыденным природным явлениям совершенно ненужный мистицизм, за тысячелетия успели напридумывать столько божеств, что от их количества ум за разум заходил. Наверное, была б их воля, у каждого кустика и у каждой травинки когда-нибудь появился бы свой божественный покровитель. А то, может, и у каждой капельки упавшей с неба воды.

Нет, я не спорю – уважать природу и тех, кто ее создал, надо. Но когда богом или богами готовы называть все, чего мы не понимаем или не хотим понять, это обесценивает само понятие божественного. Принижает тех немногих, кто действительно имеет отношение к сотворению мира. Признаться, я всегда ратовала за разумный подход в этом вопросе. И всецело поддерживала точку зрения друидов, четко разделяя понятие собственно божественного от того, что очень на него похоже, но на самом деле им не является.

Что, слишком сложно для понимания?

Вот и Рокхет тоже опешил, будучи не в силах взять в толк, почему в самом центре «зеленого» дворца, в окружении цветущих деревьев, считай, в средоточии власти не поклоняющихся никаким богам друидов, был установлен массивный деревянный постамент с изображением двух вполне узнаваемых фигур: хрупкой женщины с короткими волосами и хищными звериными глазами и свирепо оскалившейся, приготовившейся к прыжку большой кошки, у которой был совершенно осмысленный, по-человечески мудрый взгляд.

При свете дня эти скульптуры смотрелись не слишком внушительно – переплетение ветвей делало их образы грубоватыми, заменяющая им волосы и шерсть листва казалась неумелой подделкой, а вставленные в глазницы капельки горного хрусталя выглядели скучными и пустыми. Однако ночью, в лунном свете, в окружении примолкших деревьев женщина и кошка мгновенно преображались. Темнота сглаживала острые углы, лунные блики на хрустале придавали им правдоподобности, а игра света и тени, усиливающаяся от малейшего ветерка, вдыхала жизнь в сотворенное друидами чудо и создавала диковатое ощущение, что скульптуры вот-вот сойдут с постамента.

Меня, впрочем, гораздо больше интересовали не они, а густое переплетение корней на открывшейся нашему взору поляне и образованный ими округлый бассейн, над которым нависли передние лапы распластавшейся в прыжке кошки. В свете полной луны даже издалека было видно, что в углублении под когтистыми лапами поблескивает черная маслянистая жидкость. Густая, вязкая, неприятная даже на вид, она не отражала ни единого лучика света. А слетевшие с деревьев лепестки не оседали на ее поверхности, а без единого звука шли ко дну, словно весили больше наковальни.

На дне бассейна едва просматривались очертания предметов: кольца, браслеты, монеты, деревянные поделки. За время, прошедшее с моего прошлого визита, предметов стало ощутимо больше. Сама вода выглядела гораздо более насыщенной и плотной, чем обычно. А вздувшиеся по краям бассейна толстые корни выглядели не как простое обрамление, а больше напоминали барьер, специально приподнятые бортики которого не позволяли жидкости случайно выплеснуться наружу.

Но еще больше мне не понравилось витающее над этим местом ощущение многовековой, воистину беспросветной тоски и необъяснимого отчаяния сродни тому, что посещает разумного перед тем, как тот решится наложить на себя руки. Здесь его концентрация была во много раз выше, чем в остальном дворце. Оно угнетало. Подавляло. Горьким привкусом оседало на губах. И поневоле заставляло оглядываться в поисках причины этого поганого чувства, которая, впрочем, не спешила показываться на глаза.

Похоже, владыка не ошибся – источник его проблем крылся именно здесь. Нам осталось только найти его и по возможности обезвредить.

– Ты как? – Я мельком покосилась на замершего оборотня. – Справишься?

Рокхет, неловко поддернув свою неудобную ношу, кивнул.

– Тогда идем, – велела я и первой ступила на подозрительно изменившуюся поляну. – Неси его к бассейну. Аккуратно. Старайся ни на что не наступать. Когда доберешься, уложи так, чтобы из воды торчала только голова. Но сам внутрь не суйся. Понял?

Оборотень сжал челюсти и, аккуратно переступив через преградивший ему дорогу корешок, двинулся в указанную сторону. Я в это время сжимала нож и внимательно следила, чтобы волочащиеся за ним корни не смогли ни за что ухватиться. Мало будет радости, если оборотень споткнется или грохнется на полном ходу. Однако Эйлинон вел себя на удивление прилично. Помнил, что я без угрызений совести обрублю ему любую выступающую часть тела в случае, если она надумает меня расстроить. И правильно. Мы с ним этот этап отношений уже проходили. И он однажды уже смирился. А теперь вел себя как примерный друид и не пикнул даже после того, как Рокхет добрался до подозрительного бассейна и медленно опустил владыку вниз.

– Руки береги, – напряженно посоветовала я, до последнего опасаясь подвоха. Но нет. Эйлинон и сейчас глупостей делать не стал. Погрузившись в черную воду по горло, он не издал ни единого звука. Даже не шелохнулся. – Так. А теперь отойди и ни во что не лезь. Если станет совсем невмоготу, уходи или меняй форму. Зверем это переносится гораздо легче.

Рокхет так же послушно отступил, но все же рискнул задать все тот же вопрос:

– Что это такое?

Я кивнула в сторону бассейна:

– Магия, конечно. Друидская. Причем темная и в такой концентрации, что я бы никому не советовала к ней прикасаться. Видишь, что с «зеленым» творится?

Волк в затруднении покосился на многочисленные отростки на теле владыки, на которых густая листва сперва скукожилась, а затем начала отваливаться. Следом за ней прямо на глазах начала шелушиться и трескаться молодая кожица на ветках.

Не дожидаясь, пока лохматый созреет до следующего вопроса, я легко перепрыгнула через бортик и забралась в воду.

– Бас…