Сомерсет Моэм. Король Лир Лазурного Берега - Александр Яковлевич Ливергант

описывается предреволюционная, уже погруженная в хаос Россия и которые вошли в сборник 1928 года «Эшенден, или Британский агент», также не удались. В рассказах «Белье мистера Харрингтона» и «Любовь и русская литература» ощущаются заданность представлений о России, унылое однообразие мотивов, сюжетов и персонажей, просчитываемость концовок. Например, смерть бедного, упрямого, трогательного, чистосердечного американца Харрингтона, на свою беду и не очень-то понятно зачем приехавшего в Россию и в недобрый час отправившегося за выстиранным бельем. Над петроградскими рассказами, включенными Моэмом в цикл Эшендена, веют шаблонные, не лишенные, впрочем, некоторых оснований представления преуспевающего западного интеллектуала, привыкшего есть по утрам свою овсянку и просматривать пухлую, солидную «Таймс», о диких, неизлечимых нравах этой далекой неведомой страны Толстого – Достоевского – Чехова. Присущие Моэму наблюдательность, острый, ироничный ум, умение увидеть главное с документальной прозы на художественную на этот раз, к сожалению, не перекинулись.

Но это – досадное исключение из правила. Обычно же путевые зарисовки Моэма, неутомимого путешественника, становились отличным «полигоном» для Моэма-романиста и прежде всего новеллиста. Как это было, к примеру, в сборнике путевых очерков «Джентльмен в гостиной», откуда мы перевели в Приложении несколько глав. В этом сборнике нон-фикшн «плавно» перетекает в фикшн и обратно: из путевого очерка нередко рождается рассказ, а затем рассказ может вновь превратиться в путевой очерк – и тот и другой вполне увлекательные.

Не зря же Моэм многократно объяснял жене, когда та устраивала ему скандалы из-за его постоянной охоты к перемене мест, что главный трофей, который он привозит из путешествий, – это его книги. «По натуре я бродяга, – с такого признания повествователя начинается рассказ „В чужом краю“ из сборника „Космополиты: очень короткие рассказы“, – однако путешествую не для того, чтобы любоваться внушительными монументами, вызывающими у меня, без всякого преувеличения, самую настоящую скуку, или красивыми пейзажами, от которых быстро устают глаза. Нет, я разъезжаю по миру, чтобы знакомиться с людьми»[73]. А знакомится с людьми Моэм – закончим мы за повествователя его мысль, – чтобы, вызвав рассказчика на откровенность, пересказать его историю читателю. Историю по возможности увлекательную, ибо, как говорится в предисловии все к тем же «Космополитам»: «Увлекательное происшествие – основа литературы».

15

Охота к перемене мест

Для Моэма охота к перемене мест не только не была, как для Онегина, «весьма мучительным свойством» и «добровольным крестом», но помогала жить и – что для литератора немаловажно – писать. Больше того – была, по существу, образом жизни. Про Моэма можно было бы повторить то, что говорил про себя классический герой английской литературы, такой же, как и Моэм, неустанный путешественник: «Я обречен самой природой и судьбой вести деятельную и беспокойную жизнь»[74].

Впрочем, сравнение Моэма с Лэмюэлем Гулливером натянуто. Верно, Моэм, как и Гулливер, «оставался с женой и детьми не больше двух месяцев, потому что мое ненасытное желание видеть чужие страны не давало мне покою». Однако, неутомимо и рискованно путешествуя, Моэм ухитрялся, где бы он ни находился – на палубе или в джунглях, – вести жизнь пусть и деятельную, но никак не беспокойную, в высшей степени продуманную и размеренную. Кроме того, в отличие от героя Свифта, ему «не давало покою» не «желание видеть чужие страны», любоваться «внушительными монументами и красивыми пейзажами», а желание знакомиться с жизнью других людей, чтобы потом пересказать ее читателю.

Его путешествия, которых в общей сложности набралось не меньше десятка – и это только далекие, экзотические странствия; ежемесячные поездки по Европе (Италия и Испания прежде всего), ежегодные плавания по делам в США, путешествия по Египту, Греции, Турции, по казенной надобности в Швейцарию и Россию в расчет не идут, – были, как мы сказали бы сегодня, «творческими командировками», планомерными поисками сюжетов и героев.

По большей части Моэм путешествует с определенной, хорошо продуманной целью. Задумал, к примеру, написать роман из жизни художника, похожего на Гогена, – отправляется на Таити. Задумал героя, увлекшегося Ведантой, – устремляется в Индию. Решил, что действие любовного романа будет происходить в Гонконге, – отправляется в сентябре 1919 года в Индокитай. Задумал создать психологический портрет француза, которого за убийство ссылают в заморскую исправительную колонию, – плывет из Нью-Йорка в административный центр каторжных поселений во Французской Гвиане Сен-Лоран-де-Марони, откуда привозит наброски романа «Рождественские каникулы» и два рассказа: «Человек, у которого была совесть» и «На государственной службе».

В главе «Сладкая парочка» мы очертили хронологию странствий Моэма, совпавших с его двенадцатилетним браком. За эти двенадцать лет, с 1917-го по 1929-й, Моэм почти каждый год покидал Англию и семью на полгода и больше; как правило, уезжал поздней осенью и возвращался весной следующего года. К этим семи путешествиям писатель после расторжения брака приплюсует еще три: во Французскую Гвиану и на Гаити с ноября 1935-го по март 1936-го; в Индию с декабря 1937-го по конец марта 1938-го; и в Японию с октября 1959-го по март 1960-го. Лишь дважды из десяти раз – если не считать, конечно, многочисленных поездок в Северную Америку – писатель устремлялся на Запад. Восток (Таити, Самоа, Новая Зеландия, Австралия, Индокитай, Малайская Федерация, Борнео, Индия, Япония) притягивает и его, и его героев куда больше, чем Запад или Юг, – в Африке писатель бывал лишь в Египте и Марокко.

Когда Моэм вместе с Хэкстоном, поднявшись на корабль в Сан-Франциско, отправился на Таити, ему было сорок два; когда вернулся из Японии, – восемьдесят шесть. В два раза больше. Но – по порядку.

«Я путешествую, – писал Моэм в „Джентльмене в гостиной“, – потому что люблю переезжать с места на место. Путешествие дает мне чувство свободы, освобождает от ответственности, обязанностей. Меня влечет все неведомое; я встречаю непривычных людей, которые какое-то время представляются забавными, иногда они к тому же подбрасывают мне сюжет для рассказа. Я часто от себя устаю, и мне начинает казаться, что, путешествуя, я способен добавить кое-что к своей личности, а значит, немного измениться. Из путешествия я возвращаюсь не совсем тем человеком, каким был, когда в путешествие пускался…»

Итак, путешествие для Моэма, с одной стороны, – «творческая командировка», погоня за «литературными трофеями», с другой – попытка обрести чувство свободы, уйти от ответственности и повседневных обязанностей. В частности, как мы уже заметили, – от обязанностей главы семьи, супруга и отца.

Объездил Моэм, по существу, весь мир. Проще сказать, где его не было, чем где он побывал, и при этом его странствия, при всем многообразии перипетий и впечатлений, имеют немало общего – они проходят в строгом соответствии с намеченным планом: комфорт и уют, где бы путешественники ни находились, ценятся превыше всего.

Путешествует он, как мы знаем, вдвоем с Джералдом Хэкстоном, а после войны, соответственно, – с Аланом Серлом. Моэм и Хэкстон, как и на Ривьере, неразлучны. Когда в 1938 году в Индии вице-король лорд Линлитгоу пригласил Моэма на ленч без его секретаря, персоны нон грата в Великобритании и странах Содружества, писатель это заманчивое приглашение из солидарности с другом не принял.

К услугам путешественников имелись все виды «водного транспорта»: от фелюг, прау, джонок, лихтеров и катеров до многопалубного пассажирского парохода, рассчитанного на несколько сот человек и отплывающего в далекие края либо из Марселя, либо из Нью-Йорка, либо, если плыть предстоит к тихоокеанским островам, – из Сан-Франциско. Пассажиры такого парохода варьируются от сезонных рабочих на нижней палубе и путешествующих по казенной надобности до весьма состоятельных джентльменов вроде самого Моэма. От молодоженов, отправившихся в теплые края провести медовый месяц, до почтенных старцев, которым кругосветное путешествие прописано врачами.

Большую часть времени на пароходе Моэм обычно проводит у себя в каюте – по обыкновению много читает, заранее запасшись целым чемоданом тщательно отобранных книг, пишет письма, ведет дневник, делает, словно художник, зарисовки пассажиров. «Я плыл из Гонолулу в Паго-Паго, – пишет Моэм в предисловии к двухтомнику полного собрания своих рассказов, – и по привычке делал мимоходом зарисовки своих попутчиков, чем-нибудь обративших на меня свое внимание – а вдруг в будущем пригодятся»[75]. Пригодились. К обществу присоединяется лишь изредка – выпить мартини или сыграть в карты, главным образом в покер или бридж. И, как всегда, неукоснительно следует своему давно и навсегда установленному в путешествиях распорядку: утро – работа, в 12:00 – коктейль в курительной, до 12:45 прогулка по палубе – тут-то зорким писательским глазом зарисовки и делаются; в 13:00 – второй завтрак, после же завтрака писатель, как правило, не выходит из каюты до самого вечера.

За «внешние сношения» отвечает общительный и обаятельный Хэкстон, в его задачу входит поиск потенциальных литературных персонажей, и с задачей этой секретарь и компаньон справляется превосходно, куда лучше – скажем сразу, – чем сменивший его