Infernum. Последняя заря - Нина Мильтон

И только когда Ида почувствовала, как что-то теплое потекло по руке, рискнула сама отвести взгляд от безмолвно раскрывающегося рта солдата и увидела свою руку, сжимающую рукоять в области живота солдата. Он потянулся рукой к ее шее, но она отпрянула, ощутив резкую боль. Когда последний неверящий взгляд солдата посмотрел в ее глаза и потух, а тело рухнуло перед ней, она увидела в его руках свой кулон.

— Ты что сделала? Ах ты дрянь! — не растерявшись, второй солдат схватил ружье и направил на Иду. Вот какой он — момент перед смертью. Она закрыла глаза. Раздался грохот, звук выстрела и крик ужаса из преисподней. Таким Ида себе его всегда представляла, когда читала в «Книге эпох» о душах, мучающихся в пустыне боли. Но Ида не почувствовала ничего. Разве она не должна была ощутить боль от пули или умирать не так больно, как казалось? Где-то вдалеке она слышала хрип и звук поваленного тела. Потом резкие, тяжелые шаги и такой знакомый голос.

— Ида! Ты цела?

Она открыла глаза. Постепенно плывущая комната остановилась и все предметы обрели очертания. Она почувствовала руки, сжимающие ее лицо, и только тогда увидела перед собой того, кого не ожидала.

— Луйс?

— Ты цела? Можешь идти? Надо спрятать тебя!

— Но что происходит! Они…

— Не сейчас! Сперва нужно найти укрытие!

— А где Ишас?

— Он в порядке, помогает остальным! Пойдем!

«Но почему не он пришел за мной?» — мысль быстро пронеслась и так же стремительно угасла.

Он уводил ее не в сторону выхода, а к комнате.

— Почему мы идем через…

— Так безопаснее, окна ведут в сад, где можно пройти незамеченными! — что-то в его голосе ее насторожило, но шок все еще держал в тисках, не давая здраво мыслить. Отец. Громом прогремело и раскололо ее мир на части. Сразу стало понятно, почему через комнату и почему Луйс всячески загораживает ей обзор своим телом. Он не хочет, чтобы она видела.

— Отец! — она попыталась вырваться, но Луйс оказался гораздо сильнее. Он схватил рвущуюся Иду, крепко сжал и буквально протащил ее вперед.

— Ему ты уже не поможешь, — сухо произнес он и буквально затолкал в комнату. Она принялась упираться, кричать, но с ним ей не тягаться. Он закинул ее на плечо и понес к разбитому окну. — Твоя жизнь ценнее!

— Что? — она не понимала, о чем он, ее слух и разум заполонило горе, вырвавшееся судорожным всхлипом — сил на крик не осталось. Она пыталась вырваться, но ее попытки были пустым сотрясанием воздуха. Руки не слушались, сдавшись под грузом пережитого. Один миг — и не осталось ничего. Ее жизнь завершена, так имеет ли значение, как и где. Она безвольно повисла, вручая себя полностью во власть того, кому не доверяла, кого боялась, но где-то в глубине души ощущала некую надежду.

— Надо спрятать тебя! Сиди тихо, — сочувственный взгляд, которым он оглядел ее, положив на землю под кроной цветущей яблони, скрывая ото всех, не напоминал больше того угрюмого и подозрительного Луйса, которого она знала. — Мне надо вернуться, жди здесь! Поняла? — не увидев в ее глазах ответа, он повторил: — Ты слышишь меня? Никуда не уходи. — Его взгляд пронзал ее насквозь, сейчас она даже мечтала увидеть в них красное пламя, которое спалит всех, кто принес в деревню смерть и разрушение. Но они оставались ярко-зелеными и смотрели на нее умоляюще.

— Да, — она кивнула и прилегла, свернувшись калачиком. — Мне некуда идти. — Он прикрыл глаза, выдохнул, будто хотел что-то еще сказать, но сдержался, резко встал и ушел туда, где огнем и кровью пылала скорбь.

Она провалилась в забытье. Где-то вдалеке слышались крики и плач, грохот падающих камней, воздух пропитался запахом дыма. Она продолжала падать.

Темнота заполоняла ее, боль в груди усиливалась, грозя выжечь на сердце клеймо — вечное напоминание о содеянном. Рука, державшая нож, тряслась, а по ней в сторону плеча стали разрастаться черные линии — будто по венам потекла тьма.

«Теперь ты свободна. Свободна».

Она пыталась отогнать чернь, пыталась открыть глаза, ей нужно очнуться. Она не может сдаться сейчас.

«Месть. Ты отомстишь. Мы отомстим».

Голос продолжал нашептывать, но она ощущала его враждебность. Она ощущала его нетерпение. Она чувствовала, как голос жаждет крови. Жаждет смерти. Она должна бороться. Она не позволит…

«Не-е-ет, дитя. Ради чего? Ради ко-о-о-го-о?»

Ради кого. У нее нет ответа на этот вопрос. Она должна была умереть, но умерли те, кто ей дорог. А она жива. Она не заслужила. И она пала. Ее никто не спасет.

— Ида, тихо-тихо, очнись! — кто-то тряс ее за плечо. — Ида, ты слышишь? Тш-ш-ш! Тихо, я здесь. Ты не одна, тш-ш-ш. — Она почувствовала каплю на губах, соленая. Она плачет? Чьи-то руки обняли ее и успокаивали. Чьи-то руки вынесли ее из мрака. Им можно верить. В них тепло. В них спокойно. Она не открывала глаза, лишь забилась в этих объятиях в горьком плаче, который вырвался наружу. Он качал ее, как младенца на руках, его тихий шепот успокаивал, а ладонь, скользящая по волосам, дарила покой.

— Не отпускай меня, не оставляй одну.

— Ты не одна, я здесь, я всегда здесь.

Их тихую беседу нарушил шелест травы и шаги, приближающиеся со стороны дома. Его руки напряглись, но он не выпустил ее, а она была не в силах открыть глаза и встретиться с этим миром. Последние минуты своей жизни она проведет именно так.

— Ида? — голос заставил ее открыть глаза, и, поняв прежде, чем увидев, кому принадлежит голос, она вырвалась из объятий. Осознание произошедшего выбило почву из-под ног. За спиной того, кто ее обнимал, стоял Ишас и в его лице смешались обида, страх и …

— Ишас? Я думала, — она думала, что это его руки подарили ей минуты покоя. Но теперь… Ишас не дал ей договорить, он поборол обуревавшие его чувства и настороженно приблизился:

— Ты в порядке? Я тебя везде искал. — Он опустился перед ней на колени и осторожно, будто боялся спугнуть, протянул руку к ее лицу и осторожно смахнул слезу. Они посмотрели друг другу в глаза и в их молчании было больше слов. Все, что они не сказали друг другу, все, что скрывали и в чем боялись признаться даже самим себе — все стало настолько очевидным, настолько настоящим, что слезы, полившиеся в эту секунду из глаз были слезами сожаления об упущенном времени. Но у них больше нет времени.

— Хорошо, что ты пришел. Позаботься о ней, я должен вернуться, — голос Луйса