И на щите Давидовом начертано «Моссад» - Юрий Певзнер

сентября 1962 г. в Сирии произошел очередной (и ожидаемый) государственный переворот и практически поголовно все египтяне были высланы из страны — дескать, Египет чрезмерно вмешивается во внутренние дела. Можно было осуществлять непосредственное внедрение.

Из Мюнхена Коген выехал в Геную и 1 января 1962 г. отправился в Бейрут в первом классе итальянского лайнера «Амазония». На корабле Эли-Камиль познакомился и вошел в расположение богатого и знатного шейха Магида аль-Арда; знакомство принесло немедленную практическую пользу — важная персона провезла Когена из порта в Дамаск на своем автомобиле, который не подвергался таможенному досмотру.

В Дамаске Эли снял апартаменты на четвертом этаже в здании прямо напротив здания Генштаба сирийской армии. На крыше, среди множества телевизионных антенн, Коген пристроил и свою, от рации. Затем в считанные недели в Дамаске он организовал легальный бизнес — стал экспортировать в Европу сирийскую мебель ручной работы, ремесленные поделки и ювелирные изделия. Бизнес, которому помогал «Моссад», шел очень успешно; помимо решения задач подтверждения статуса богатого человека и «отбеливания» финансового обеспечения, он был важен и для секретной работы: в столиках для игры в нарды время от времени оборудовался тайничок, в котором Эли переправлял в европейскую резидентуру микропленки.

Занимаясь коммерцией, Коген одновременно поддерживал обширные контакты в военных и политических кругах Сирии. Близкими друзьями стали Маази Захер Эль-Дин, племянник начальника генштаба Сирии, Жорж Саиф, диктор правительственного радио, полковник Селим Ха-тум, командир ударного парашютно-десантного полка. Обаятельный, компанейский и щедрый, всегда готовый предоставить «другу» роскошную холостяцкую квартиру, Камиль-Коген все больше оказывался в самой гуще светской и политической жизни столицы. Его часто приглашали на военные базы и однажды устроили ознакомительную поездку вдоль сирийских укреплений на Голанских высотах, причем, вопреки строжайшему режиму секретности, Эли вволю фотографировал сам, а также с готовностью давал поснимать Маази, который был организатором этой поездки. Информация, которую он передавал по радио в Тель-Авив, освещала все стороны жизни в Сирии. В них содержались интересные подробности о противоречиях внутри правящей группировки, а также большое количество сведений военного характера, которые пополняли компьютерные массивы военной разведки. Израильская разведка получила довольно полную картину обстановки во враждебной стране, которая до этого считалась практически недосягаемой (сирийцы заметно более подозрительно, чем остальные арабы, относятся к чужакам. Даже советские советники, которые в свое время были в большом числе приглашены Асадом аль-Хафезом, жаловались на враждебность и подозрительность окружения. Сейчас ксенофобия распространяется и на Ирак). Его оценки политической ситуации и военной обстановки были настолько оперативны и точны, что часто через несколько часов после передачи оказывались основанием для принятия руководством Израиля важнейших решений. В дополнение к оперативной информации, которая передавалась по рации, Коген через Европу переслал документы, раскрывавшие дислокацию войск вдоль границ Сирии, и схемы противотанковых укреплений. Несколько раз он приезжал с «друзьями» из генштаба в Кунейтру, где располагался штаб Южного командования сирийских войск; там он видел карты и масштабные макеты укреплений. Побывал Эли и на РЛС, и на отдельных базах и укреплениях. Многое удалось сфотографировать, многое он очень точно запомнил. В числе прочих документов он передал список всего летного состава сирийской авиации и собственные довольно точные зарисовки вооружения, установленного на самолетах. В активности он был готов перешагнуть границы — так, однажды он был представлен важному гостю, Францу Радмахеру, нацистскому преступнику, который участвовал в карательных операциях в Бельгии и Югославии, а после войны стал советником Второго бюро в Дамаске. Элиаху-Камиль, весьма определенно заявлявший о своих пронацистских симпатиях, был вынужден пожать руку нацисту — и тут же потребовал от своего руководства санкции на ликвидацию Радмахера. В Тель-Авиве едва отговорили Когена — а информацию о местонахождении разыскиваемого военного преступника передали властям ФРГ; в руководстве операцией уже понимали, что работа «Камиля» куда важнее немедленного наказания одного и не самого преступного наци.

Сближение с верхушкой страны шло успешно; можно сказать, что аль-Хафез совершенно точно посоветовал в свое время Камилю Таабету, на кого делать ставку. Перспективы Когена стали расти — его приглашали войти в правительство, высказывалась даже возможность его назначения министром обороны. Во всяком случае, о возможности назначения на должность заместителя министра сказал ему сам президент. Фактически, Коген вошел в правящую элиту и стал пользоваться полным доверием. По заданиям президента он выезжал в Буэнос-Айрес (пропагандировал партию БААС и собирал средства у богатых сирийцев), в Иорданию (успешно провел секретные переговоры с одним из влиятельных оппонентов аль-Хафеза). Это расширяло его возможности доступа к секретной информации; так, летом 1964 года Коген выполнил важную и срочную задачу — достал и переправил в Тель-Авив материалы по придуманному сирийцами (говорят, с привлечением советских мелиораторов) весьма опасному для Израиля проекту отвода вод рек, питающих Галилейское море.[25] Работа в отрыве от дома давалась нелегко; Эли очень тосковал по семье и по каналам разведки часто посылал домой открытки, не раскрывавшие, однако, его местопребывания. В ноябре 1964 года он выехал (по отработанной схеме, через Европу) в отпуск в Израиль, где у него к этому времени должен был родиться третий ребенок. В это время появились очевидные признаки усталости: Коген затягивал свой отпуск и намекал кураторам, что после четырех лет нелегальной работы он хотел бы вернуться домой. Коген также рассказал, что особое беспокойство у него вызывает начальник военной разведки сирийской армии полковник Ахмед Суэдани. Но напряжение на границе с Сирией усиливалось, и опасность новой войны росла с каждым днем. Потребность в разведывательной информации была весьма острой, и «Моссад» заставил Когена вернуться в Дамаск, хотя специалисты-психоаналитики предупреждали, что разведчик переутомлен и находится на грани психологического срыва.

В последующие два месяца Коген допустил серьезные нарушения правил безопасности. Вполне возможно, что невероятная легкость, с которой он вошел в руководящие круги Сирии, притупила его бдительность, а также проявилось нервное перенапряжение. Он немедленно возобновил свои радиопередачи, хотя сирийская контрразведка могла связать этот факт с возвращением Когена из-за границы. Внимание же к передатчику в престижном районе Дамаска привлекли (безо всякого умысла) индийские дипломаты — случайная близость используемых частот и совпадение обычного времени передач мешало радиосвязи индийского посольства, и они пожаловались властям. Сирийцы самостоятельно обнаружить передатчик, который осуществляет несанкционированные выходы в эфир в районе индийского посольства, не смогли. По их просьбе специалисты ГРУ прислали совершенные пеленгаторы и опытных специалистов. Круг возможного местонахождения все время сужался, но это могло бы еще затянуться и, не исключено, окончилось бы как-то по другому, если бы по возвращении из «отпуска» Эли не развернул самоубийственную активность. Передатчик Когена практически не умолкал. За пять недель он отправил