Израиль и (не)контролируемые территории. Уйти нельзя остаться - Алек Эпштейн

20–22 марта 1993 года состоялся новый раунд переговоров – насколько можно судить, первый, о котором Ицхак Рабин узнал заблаговременно, а не постфактум. Шимон Перес не только проинформировал его о ходе переговоров, но и добился его согласия на то, чтобы Ясир Арафат смог прибыть из Туниса в Газу, чтобы лично возглавить создававшуюся Палестинскую администрацию. Палестинские представители были поражены, когда в ходе переговоров израильтяне сами заговорили о возвращении Я. Арафата в Палестину[224]. Яир Хиршфельд отметил, что «на сегодня границы суверенитета Израиля ограничены “зеленой чертой”, и нынешнее правительство не хочет расширения. На переговорах по окончательному урегулированию будут определены безопасные и общепризнанные границы, [хотя и] с внесением изменений на некоторых территориях». По его словам, «если мы подпишем Декларацию принципов, например, в июле 1993 года, то начнем переговоры по окончательному урегулированию в июле 1995 года. Темой переговоров будет установление совершенно нового порядка в районе Ближнего Востока. Те, кто в Тунисе, смогут переехать в Газу, и если вы представите предложения об экономических проектах на Западном берегу, вы сможете получить новые земли в рамках ваших полномочий и осуществить на них ваши проекты. Мы же перейдем из состояния полного контроля над всей территорией в новое состояние. Вы сможете распоряжаться частью территории и использовать право вето в отношении другой части. А третья часть земель останется под контролем Израиля (поселения), о которой и пойдет речь на переговорах о заключительной стадии урегулирования»[225]. Следующие раунды переговоров состоялись 30 апреля, 8 и 21 мая 1993 года.

Следующим важным шагом стала инициатива Ш. Переса, которую можно условно назвать «Газа плюс»[226]. Израильские руководители считали уход из Газы первым шагом на пути к постепенной передаче власти палестинцам и в отдельных районах на Западном берегу. Однако ООП выражала недоверие, не станет ли уход из Газы первым и одновременно последним шагом: Я. Арафат боялся, что, уступив ему Газу, Израиль не захочет отказываться от контроля над Западным берегом. Дабы показать готовность Израиля идти до конца, Ш. Перес предложил вместе с Газой передать под контроль Палестинской администрации, в рамках первого этапа, либо Дженин, либо Иерихон (в этих двух городах не было еврейских жителей; впоследствии Ш. Перес остановил свой выбор на Иерихоне). При посредничестве президента Египта Х. Мубарака Ш. Пересу удалось добиться того, чтобы Я. Арафат согласился с идеей «Газа плюс Иерихон». Не менее сложным для Ш. Переса было убедить в этой идее И. Рабина, изначально резко возражавшего против отказа от контроля над районом Иерихона.

Ицхак Рабин верил в то, что война в Персидском заливе создала возможность для Израиля снискать доверие арабского мира[227]. Эта позиция основывалась на ощущении, что Израиль в состоянии заключить мир с арабами лишь с позиции силы: «Только сильное Государство Израиль сможет дать своим руководителям чувство безопасности, необходимое для принятия трудных и порой болезненных решений во имя мира»[228]. И. Рабин верил, что война в Персидском заливе позволила ему делать эти болезненные уступки, потому что она улучшила стратегическое положение Израиля. В 1980-е годы иракская армия стала в результате ирано-иракской войны самой большой на Ближнем Востоке и сильнейшей в районе Персидского залива. Операция «Буря в пустыне» уничтожила половину иракского конвенционального арсенала и привела, по выражению И. Рабина, «к разоблачению ядерных планов Ирака, которые отдалили, если не вовсе предотвратили чрезвычайно опасную угрозу безопасности Израиля»[229]. И. Рабин также учитывал факт распада Советского Союза, являвшегося главной опорой арабского радикализма. «Враждебные Израилю арабские страны, – заявлял он, – не смогут более полагаться на защиту советского зонтика, прикрывавшего их в прошлом с военной, политической и экономической позиций»[230]. Распад Советского Союза укрепил Израиль и, с другой стороны, открыл ворота для потока иммигрантов (в 1990–1991 годах в Израиль из Советского Союза прибыли 330 тысяч человек). И. Рабин говорил от имени многих, когда описывал открытие ворот из Советского Союза как «реализацию сионистской мечты»[231]. Для него эти события создали «новый мир»: «Угроза самому существованию Израиля … уменьшилась как результат двух событий, сопровождавших распад Советского Союза и кризис в Заливе»[232]. В долгосрочной перспективе И. Рабин был менее оптимистичным. Он полагал, «что, поскольку ядерное оружие появится на Ближнем Востоке в ближайшие годы… ситуация требует от нас… закончить арабо-израильский конфликт и жить в мире с нашими арабскими партнерами»[233]. (Оставалось неясным, как мир с некоторыми арабскими государствами уменьшит угрозу, скажем, со стороны ядерного Ирана.) При этом И. Рабин считал, что палестинский террор и «интифада» болезненны, мешают нормальному образу жизни многих израильтян, но все же не представляют непосредственной угрозы самому существованию Израиля[234].

Решение интенсифицировать переговоры, шедшие в Осло, было продиктовано фактическим отсутствием прогресса на возобновившихся в апреле 1993 года в Вашингтоне переговорах «по модели Мадрида». В середине мая 1993 года И. Рабин начал все более активно следить за процессами, происходившими в ходе переговоров с ООП (до этого он получал лишь частичную информацию о происходивших дискуссиях). Тот факт, что И. Рабин, взгляды которого были куда менее «голубиными», не был вовлечен в ход переговоров, казалось бы, должен был играть на руку представителям ООП, однако последние чувствовали иначе: «Имевшаяся в нашем распоряжении информация, а также то, о чем мы не раз слышали, свидетельствовало, что Рабин все еще окончательно не уверен в значимости происходивших в Осло контактов, – отмечал М. Аббас. – Это в свою очередь означало, что он может в любой момент прервать их. Мы прекрасно помнили о заключенном в Лондоне в 1987 году соглашении между Хусейном и Пересом, разорванном [тогдашним премьер-министром Израиля] Шамиром и американцами, когда они с ним познакомились»[235]. Поэтому, несколько парадоксальным образом, лидеры ООП желали, чтобы И. Рабин был бы более активно вовлечен в переговоры, хотя они и понимали, что его участие может привести к ужесточению позиций израильской стороны.