Королева Брунгильда - Брюно Дюмезиль

Задержимся на роли Фортуната, которого мы застаем в странном положении. Что он делал в Пуатье, рядом с Радегундой, в 568–571 гг.? В своих стихах он утверждает, что поселился в этом городе из привязанности к святой монахине. Но их дружба, сколь бы глубокой и бесспорной ни была, могла быть только следствием, а не причиной его приезда в Пуату. Более вероятно, что Фортунат после эпизодического пребывания при дворе Хариберта вернулся к роли официального поэта австразийского двора. В этом качестве его послали к Радегунде, чтобы он написал письма, необходимые для возобновления переговоров с Византией. Кстати, обильная переписка, которую Фортунат в эти годы вел с Гогоном и Лупом Шампанским, показывает, что он поддерживал регулярные контакты со своими заказчиками.

* * *

Итак, уже в первые годы после прибытия во франкский мир Брунгильда имела полную возможность изучить разные уровни меровингской политики, от ключевого вопроса воспроизводства династии до сложных отношений с Византией. Она могла также анализировать поведение фаворитов и изучать их стратегию, пока ее личная весомость не вырастет настолько, чтобы можно было соперничать с ними за влияние на короля.

Похоже, с начала 570-х гг. влияние Брунгильды на австразийскую политику неуклонно усиливалось. Через много лет враги, обвиняя ее, припишут ей роль мозга королевской четы: «С тебя достаточно того, что ты правила при жизни мужа!» — крикнул ей Урсион в 581 г. Но не переоценили ли современники место королевы? Ведь в 570 г. Сигиберт еще действовал один. Вскоре он станет выступать от имени Брунгильды. Но ничто не позволяет думать, что самый амбициозный из сыновей Хлотаря I когда-либо плясал под дудку жены.

«Душа моя наполняется болью при рассказе об этих междоусобных войнах», — пишет Григорий Турский. Достаточно ли этого отчаяния, чтобы стала объяснима досадная путаница, царящая в четвертой книге его «Истории»? Этот том, посвященный периоду с 548 по 575 годы, должен был описать начало больших династических столкновений между сыновьями Хлотаря I. Но композиция этого тома настолько запутана, а пропусков или повторов так много, что читателю нередко трудно понять хронологию событий и даже просто уловить их последовательность. Правда, на эту четвертую книгу приходится период, когда Григорию приходится больше всего рассказывать о себе самом, а значит, больше всего скрывать. В эти годы случились его избрание — о нем он странным образом умалчивает — и его первые конфликты с графом Тура Левдастом, рассказывая о которых, турский прелат упоминает только о внешней их стороне. Также в эти годы среди франков началась большая междоусобная война, в которой Брунгильда, его покровительница, сыграла центральную роль.

Новый раздел 567–568 годов

Вспомним, что отлучение Хариберта за кровосмешение и за совращение монахини во многом лишило парижского короля его престижа, даже если этот приговор не имел значительных политических последствий. Зато его неожиданная смерть в конце 567 г. или, что более вероятно, в 568 г. повлекла глубокие перемены в геополитическом равновесии Regnum Francorum.

Конечно, одна из вдов Хариберта, Теодогильда, попыталась спасти парижский Teilreich, взяв под контроль королевскую казну. Но во франкском мире каждый знал, что женщине на троне не место. Только мать наследника могла надеяться сохранить власть, а бездетная Теодогильда претендовать на регентство не могла. Понимая, что франкская аристократия ее не поддержит, молодая женщина написала письмо королю Бургундии Гунтрамну, предлагая ему вновь жениться — на ней. Тот поспешно согласился и пообещал ей сохранить статус королевы. Но когда Теодогильда прибыла в Бургундию с казной Хариберта, Гунтрамн довольствовался тем, что захватил ее богатства и водворил вдову в женский монастырь в Арль.

Григорий Турский в своем рассказе о событиях не особенно возмущается этим коварством. Женившись на Теодогильде, Гунтрамн ничего не выигрывал, потому что эта бездетная женщина не принесла бы ему никаких прав на королевство Хариберта. И мог потерять все, потому что эта вдова была его невесткой и, уложив ее на свое ложе, он рисковал бы навлечь на себя отлучение за инцест. Поэтому лучше было прикарманить казну, отделавшись от женщины, которая ее привезла. Тем не менее Гунтрамн знал меру. Он не обесчестил Теодогильду и не отобрал у нее личного имущества. Даже одураченная, эта молодая женщина сохраняла ценность. Со статусом вдовы короля и с богатым утренним даром ее все еще можно было выдать за молодого амбициозного Меровинга или за магната, чью верность надо купить. А пока что ее посадили в золоченую клетку.

Впрочем, судьба Теодогильды в 568 г. не стала уникальной, потому что братья покойного оттеснили от власти всех женщин, ранее окружавших Хариберта. Однако ко всем этим дамам отнеслись заботливо. Так, одна из бывших супруг покойного короля, Ингоберга, сумела сохранить значительное богатство и мирно умерла в 589 г. в возрасте почти семидесяти лет. Что касается дочерей Хариберта, то есть Хродехильды, Берты и Бертефледы, их поместили в монастыри — кого в Тур, кого в Пуатье в обитель, основанную их теткой Радегундой.[46]

Из всех жертв смерти Хариберта одна Теодогильда восстала против уготованной ей участи. Из своей тюрьмы-монастыря она связалась с одним вестготом, соблазнила его своими сокровищами и составила вместе с ним план побега. Но дело раскрылось, и Гунтрамн усилил охрану пленницы. Действительно, король Бургундии был совсем не заинтересован, чтобы королевский утренний дар ускользнул из меровингского семейства, а тем более попал в руки вестгота. Больше ни один претендент не подвернулся, и Теодогильда так и умерла в своем арльском монастыре. Если Брунгильда узнала эту историю, она могла лишь задуматься о жестокой участи вдов у Меровингов. Вскоре ей самой надо будет извлечь уроки из ошибок Теодогильды.

Пока что, если для близких смерть Хариберта была трагедией, то трем его братьям, оставшимся в живых, она оказалась чрезвычайно на руку. Поскольку сыновей покойник не оставил, братья могли унаследовать его владения, расширив доли королевства, отошедшие им после смерти Хлотаря I в 561 г. Между Гунтрамном, Сигибертом и Хильпериком состоялись переговоры — о которых Григорий Турский почему-то умалчивает, — которые завершились в 568 г. довольно сложным разделом.

Прежде всего трое братьев договорились не делить Париж: бывшая единая столица имела столь большое символическое значение, что никто не хотел отказываться от нее. Довольствовались тем, что разделили на три части налоговые поступления от этого города. Кстати, каждый король поклялся не вступать в Париж без согласия обоих других. По менее ясным причинам нераздельным был оставлен и Санлис. Но остальные владения Хариберта были разделены между братьями согласно принципу, преобладавшему со времен Хлодвига.