Соленый клочок суши - Джимми Баффетт

– Как насчет полтинника? – рискнул я и потянулся за одинокой купюрой в кармане.

– Не пятьдесят. Два сотня, – упрямо повторил Гектор. Я уже собирался сделать второе предложение, но до этого не дошло. Клеопатра вынула руку из кармана штормовки, и свет фонаря отразился от маленького золотого самородка. Она протянула его Гектору. Тот схватил его, осмотрел и спросил:

– Es oro?

– Si es oro.[84]

Он опустил его в карман рубашки, что-то сказал Клеопатре по-испански и пожал нам обоим руки. Затем встал, открыл дверь и жестом приказал нам следовать за ним.

– Он говорит, пятьдесят сейчас, две сотни на следующей неделе и золотой слиток, чтобы покрыть расходы, – прошептала мне Клеопатра. – Вовсе не плохая сделка, мистер Марс.

Через несколько секунд мы уже стояли перед лачугой позади караулки. Гектор вынес два гигантских факела на длинных шестах и галлон керосина, потом снова убежал внутрь и на сей раз вернулся с магнитофоном на шее. Идя за ним в башню, я чувствовал себя на миллион баксов. Я знал, что канал есть, а теперь у меня появилась возможность разыскать его в темноте.

– Ты ведь не имел представления, как все провернуть, пока не попал в сторожку, да?

– Все вышло так, как я и надеялся, – сказал я как настоящий политик.

– Это не ответ. Соломон сказал мне о том, что у тебя на пляже украли деньги.

Я улыбнулся. По дороге я смотрел на размытое зарево Млечного Пути в безоблачном небе и думал, что Джонни Красная Пыль, наверное, сидит там, у себя наверху, и здорово веселится.

– Я просто последовал совету, который мне дал старый шаман в Монтане.

– И какому же?

Я нащупал маленького деревянного геккона у себя на шее, потер его и сказал:

– Прыгни – и сеть натянется.

Вдохновленный предстоящим уик-эндом в Лас-Вегасе, Гектор прыгал по крутым ступеням башни, как троеборец. Я объяснил ему, как нужно расставить факелы.

Мы вернулись на «Лукрецию» и разбудили штурмана и третьего помощника. Вместе с нами они сели в шлюпку. Клеопатра оставила Гектору рацию, чтобы мы были на связи.

Клеопатра стояла рядом с Соломоном и поглядывала то на красное сияние компаса, то на освещенные окна башни. Соломон держал штурвал и точно следовал всем инструкциям капитана.

Молодой штурман в резиновой лодке прощупывал глубину невидимого канала под нами и выкрикивал цифры и время третьему помощнику, который записывал их в непромокаемом журнале.

Строго придерживаясь пути, который указывал нам маяк, мы на холостом ходу двинулись к рифу. В какой-то момент его надводная часть оказалась не больше чем в десяти футах от левого борта – мы ясно видели ее в луче прожектора. Но под нами по-прежнему было двадцать футов воды.

– Отметь это, – крикнула Клеопатра помощнику.

За десять минут мы проплыли по каналу, и шум волн, разбивавшихся о торчащие из воды верхушки кораллов, раздавался уже позади шлюпки. Мы прошли по каналу так же, как это делали майя.

– Сработало! Будь я проклята! Сработало! – пробормотала Клеопатра, глядя на окна башни, сияющие на фоне темного утреннего неба.

– Точно, – согласился Соломон.

– Мистер Соломон, давайте сделаем это еще раз.

– Зачем еще раз? – не понял я.

– Не беспокойся, сынок. Ты выиграл пари. Мы везем тебя домой, но прежде мы проплывем по каналу на «Лукреции».

– Срань господня! – Иначе я не мог ответить на заявление Клеопатры. Всю дорогу я надеялся найти канал, и когда это наконец свершилось, мне казалось логичным вернуться на «Лукрецию» и позавтракать. Потом мы не торопясь обогнем риф с юга и выйдем из нормального, размеченного канала, по которому шхуна приплыла на якорную стоянку. Мне даже в голову не приходило, что Клеопатра задумает вести «Лукрецию» по пути майя.

Мы подплыли к стоящей на якоре шхуне, но команда едва заметила нас. На палубе полным ходом шли приготовления к отплытию. Все это было для меня очень волнительным, но в то же время чуждым и жутковатым.

Переместить «Лукрецию» – 142-футовую шхуну с двумя мачтами более 100 футов высотой и 11 000 квадратных футов парусности – из одного места в другое – это что-то новенькое. С таким я еще не сталкивался. Я приготовился наблюдать со стороны, дабы не путаться под ногами.

Как только мы пришвартовались, Соломон и Клеопатра поднялись на борт, а к нам спустились двое матросов и прицепили тендер к шлюпбалкам, висевшим за кормой.

– Мистер Марс, – крикнула Клеопатра. – Ваше место наверху, у штурвала. Поторопитесь.

Я передал по рации, чтобы Гектор не гасил факелы, пока я не скажу, и перебрался из шлюпки к штурвалу «Лукреции».

Не успел я туда добраться, как на судне воцарилась непривычная тишина. Грот и фок были распущены и готовы к поднятию. Большая часть команды стояла рядом и держала фалы, которые с минуту на минуту поднимут эти гигантские куски парусины. Несколько человек суетились вокруг капитана, готовясь поднять якорь в ту же секунду, как от штурвала донесется приказ.

Высоко на такелаже раздавался скрип и стоны. Корабль оживал. Большой американский флаг, развевающийся на гафеле грот-мачты, показывал, что бриз по-прежнему дул с юго-востока и начинал крепчать. Узкая полоска розового неба подсвечивала пушистые серые облака на востоке.

– Мистер Марс, могу я отвезти вас домой? – спросила Клеопатра.

– Есть, капитан, – сказал я.

– Не одолжите мне на секундочку вашу рацию?

Она взяла у меня рацию, вызвала Гектора в башне и объяснила, что сейчас произойдет. Гектор взволнованно ответил, что готов.

– Мистер Соломон, пусть Роберто заберется на мачту и прихватит с собой очки ночного видения. Мы поднимем грот, кливер, фок и фок-стаксель – в этом порядке. Как только все будет готово, возьмем курс на риф и пройдем по каналу майя до рассвета.

– Есть, капитан, – ответил Соломон и зычным голосом повторил команду Клеопатры, прибавив: – Навались, лукречане!

Судно пробудилось. Якорь подняли, и шхуну развернули против ветра. Роберто быстро карабкался вверх по такелажу. Поставили паруса. Они заполонили собой небо и скрыли утренние звезды. Несколько секунд они вяло подрагивали на ветру, но стоило Клеопатре отдать приказ «лево руля», как они надулись и распрямились. Шкоты и брасы подтянуты, лебедки защелкнуты. То тут, то там раздавались непонятные мне слова. Те, для кого эти непонятные слова были приказами, мгновенно их выполняли. Я почувствовал, как смещается вес моего тела – судно мягко накренилось на левый борт, и пейзаж начал меняться. Мы двигались.

Небо посветлело, мы развернулись и пошли обратно на север. Только сейчас я понял, что имела в виду Клеопатра, когда приказала третьему помощнику поставить отметки. На волнах подпрыгивали три пары флуоресцентных буйков, отмечая полосу глубокой воды.