Самый вкусный пирог в мире - Лариса Петровичева

Вот ведь мразь какая, а? Ловко же напрыгивает! Не упускает ни своего, ни чужого! Нет, я точно разобью ему физиономию!

Представив, как из тонкого аристократического носа Аврелия струится кровь, я подумал, что ничего у меня не выйдет. Аврелий превратит меня в воздушный шарик или кое-что похуже. Я его и пальцем не трону.

От осознания собственного бессилия у меня даже голова заболела.

- Конечно, нет, - ответила Глория. Я посмотрел в ее сторону и заметил, что она залилась болезненным румянцем.

Нет, Аврелию тут ничего не светило. Потому что если бы светило, то Глория не сказала бы мне ни слова. Она вела бы себя очень тихо, по-прежнему ходила на работу, а я в один прекрасный момент обнаружил бы, что сбиваю косяки ветвистыми рогами.

Ничего удивительного. Эльфы достаточно спокойно относятся к нарушению супружеских клятв, если об этом никто не знает, а для света все выглядит мирно и прилично. Самые развратные дамы и их не менее грешные мужья в глазах окружающих выглядели любящей семейной парой, которая понятия не имеет о том, что такое измена.

Но Глория была не из таких. Все идет из семьи – а в своей семье она видела только искренность и любовь.

- Я сказала ему, что я замужем, - проговорила Глория. – И что люблю своего мужа. Тебя.

Я обнял ее за плечи – Глория сжала мою руку, и я подумал, что моя жена готова расплакаться. Ситуация выходила патовая. Глория может не ходить на работу, благо у меня достаточно денег, чтобы она спокойно сидела дома, но что делать с тем, что с одной стороны у нас нависает Кукловод, с другой она еще не до конца справляется со своими силами, и в обоих случаях без помощи Аврелия не обойтись.

Ладно, разберемся. И не такие проблемы приходилось решать.

- Знаешь, у меня кое-что есть для тебя, - я улыбнулся, надеясь, что моя улыбка не слишком кривая. – Надеюсь, он тебе понравится.

Во взгляде Глории появилось любопытство.  Я прошел к печи, вынул пирог и осторожно поставил перед ней. Глория вопросительно подняла бровь.

- Пирог? Тот самый?

- Верно, - кивнул я и взялся за нож. – Попробуешь?

- Обязательно, - улыбнулась Глория и вдруг добавила: - Знаешь, я рада, что с него все началось. Потому что если бы не этот пирог, то ничего этого с нами не случилось бы.

- Я тебя люблю, Глория, - признался я. Никогда и ни с кем я не говорил настолько искренне – сейчас слова будто бы вылетали из самой глубины моей души, той, которая не ведает ни лжи, ни страха. – Я очень тебя люблю.

Порции пирога легли на тарелки. Я сказал домовым, чтобы отнесли десерт рабочим в зал, и взялся за вилку.

Глория осторожно отломила кусочек пирога и отправила в рот. Я смотрел на нее и сам не знал, чего жду. Глория улыбнулась, и сейчас ее улыбка была светлой и искренней.

- Виктор! – рассмеялась она. – Попробуй же!

Я послушно сделал то, что было велено, и замер. Словно молния прошила меня от макушки до пяток – это был тот же самый пирог, который я когда-то попробовал в «Трех кошках». Абсолютно тот же самый, словно его приготовил не я, а Глория.

Глория улыбалась, глядя на меня, словно моя растерянность забавляла ее.

- Ну вот, - сказала она. – Теперь ты понял, какой тут секретный ингредиент!

Мне захотелось рассмеяться.

Любовь, да? Просто добавить немного любви, искренности, правды…

Тогда и получится самый лучший пирог в мире – и теперь я точно знал, что надо написать в его рецепте.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

11.2

После того, как мы поели, а домовые собрали наши тарелки, я налил кофе и произнес:

- Глория, мне сегодня понадобится твоя помощь дома.

Она как-то напряглась, словно почувствовала неладное. Мне казалось, что по кухне разлился тонкий звон, и на мгновение я испугался: что, если это новые силы Глории ищут выход и сейчас обрушатся мне на голову? Полетят тогда клочки по закоулочкам…

«Если бы Аврелий ей действительно нравился, она не сказала бы мне ни слова, - напомнил себе я. – Или сказала бы – и объявила, что уходит».

Это придало мне решительности и сил.

- У меня рабочий день продолжится через двадцать минут, - начала было Глория, но я вскинул руку.

- Я с этим разберусь, не беспокойся. Помоги мне с книгой, пожалуйста. Рецепт твоего мяса на овощной подушке, тот лосось, который собирался есть Айзен, и все десерты, которые были в «Трех кошках». На обложке будет твоя фамилия. Обещаю.

Глория хмуро смотрела на меня, но я чувствовал, как напряжение и горечь утекают из нее, словно яд из раны.

- А ты? Чем займешься?

- А я к доктору загляну! – беспечно сообщил я. – Здешний костоправ, конечно, тот еще лепила, но это лучше, чем ничего. Меня же паук покусал.

Глория улыбнулась.

- Ты ведь пойдешь к Аврелию? – предположила она. Я одним глотком осушил чашку кофе, и волосы на голове шевельнулись.

- Разумеется. У меня есть пара вопросов, которые я хотел бы ему задать.

Глория нахмурилась: она понимала, что меня не остановит, и все это ей очень не нравилось. Ну а что прикажете с этим делать? Сидеть, сложив руки, как прилежный ученик, и позволить Аврелию ухаживания и прочие ненужные фокусы на глазах всего города?

- Сегодня швея, которая шьет для ресторана скатерти и шторы, сказала, что видела тебя с Аврелием, - произнес я. – И он смотрел на тебя не так, как джентльмену положено смотреть на замужнюю даму. Я объясню ему, что такое поведение выставляет меня дураком и мальчиком для битья – а это разрушит нашу с тобой жизнь в Итайне, и боги весть как еще скажется на нас в дальнейшем.

- Только не бей его, - вздохнула Глория. – Виктор, я не ответила на его поцелуй. Правда.

Я улыбнулся. Никогда еще я не любил настолько сильно – и не мог позволить, чтобы кто-то ходил по моей любви грязными лапами.

- Я знаю, - кивнул я. – Все бумаги по книге на столе в моей комнате.

Погода вроде бы наладилась: выглянуло солнце, повеяло теплым ветром, и возле магазинчика артефактов столпился народ. Аврелий стоял на ступеньках и работал с двух рук, раздавая заказанные товары, сгребая деньги и принимая предзаказы на новые вещи. Увидев меня, он вопросительно приподнял бровь, и я подумал, что мне никогда не приходилось лупить светского щеголя.

Не так уж давно я и в свете – да и то так, с краю. Со мной никто ничего не делил.