Богдан Хмельницкий. Искушение - Сергей Богачев

— Ну здравствуй, герой, — вкрадчивый, но уверенный голос показался полковнику знакомым.

Резко повернувшись, он увидел прямо перед собой Яна Мисловского. Рука привычно потянула из ножен саблю.

— А вот этого мы делать не будем, — ласково, как будто обращаясь к ребенку, сказал «часовщик».

Кричевский не понимал, что с ним происходит: сабля так и осталась в ножнах, все тело обмякло, и ему хотелось только одного — слушать тихий голос этого человека.

Мисловский, не отводя взгляда от полковника, открыл одну из многочисленных дверей замка:

— Мы друзья. Мы сейчас выйдем отсюда вместе. Мы давно не виделись, и нам нужно поговорить. Да, пан полковник?

— Да, — только и сумел выдавить из себя Кричевский, покорно переступив порог полутемной комнаты.

Он долго шел со своим новым «другом» по многочисленным анфиладам замка, то спускаясь, то поднимаясь по ступенькам. Он мог бы идти так вечно, главное, чтобы слышать этот голос. Наконец они оказались в помещении, где не было окон и сильно пахло сыростью. Полковнику показалось, что он даже слышит шум воды. Откуда вода в замке?

— Вот мы и пришли, — не давал ему собраться с мыслями голос «друга». — Садись, разговор будет долгим. Ведь ты же хочешь со мной поговорить?

— Да, — казалось, полковник забыл все другие слова. Да они были и не нужны — главное, чтобы «друг» оставался им доволен.

Где-то рядом раздался шорох, и Кричевскому показалось, что там кто-то стоит, но голос опять не дал ему сосредоточиться:

— Ты, мой любезный друг, недавно виделся со своим побратимом. Его зовут Богдан. Расскажи мне, о чем вы говорили?

«Как я могу рассказать? Это же наша с Хмелем тайна», — подумал полковник. Но при этом ему так захотелось не подвести своего нового «друга»… Его рассказ длился долго. Удивительно, но он смог вспомнить все до мельчайших подробностей. Вспомнил и ночную беседу с Богданом…

Он устал… Устал так, словно весь день помогал чумакам грузить двухпудовые мешки с солью. Ему очень хотелось спать. Но голос «друга» просил продолжать рассказ.

Наконец из темного угла раздался голос:

— Хватит. Все понятно.

Глаза Кричевского застилал туман, но он увидел перед собой глиняную кружку, которую протягивал ему человек, очень похожий… На кого же он похож? Кричевский выпил содержимое кружки и тут же вспомнил, на кого похож этот добрый человек:

— Жаба… Толстопузая жаба…

Полковник схватил Чаплинского за горло так, что приподнял его грузное тело над полом. Но в это время его новый «друг» достал из-за пазухи что-то похожее на ножны и направил их на Кричевского. Это было последнее, что увидел старый вояка. Острое лезвие, которое вылетело из «ножен», угодило полковнику прямо в глаз.

— Кто просил вас, пан подстароста, выходить из своего угла? Все шло по плану, — недовольно буркнул «часовщик». — Еще минута — и вы бы, ясновельможный, отдали Богу душу.

— Не смог сдержаться. Хотел сам подать этому вояке кружку с ядом, — ответил, потирая шею, Чаплинский, стоявший над телом полковника.

«Часовщик» нащупал ручку крышки, которая закрывала люк колодца, и приподнял ее — звук воды стал громче. Затем, обыскав карманы полковника и выдернув клинок, одним рывком приподнял тело и без колебаний опустил его вниз.

* * *

Богдан проснулся рано. Солнце, словно стесняясь, скромно показало свои первые лучи. За окном было тихо, только где-то вдалеке послышалось блеяние ягненка, но и оно резко оборвалось. Тишина заполнила горницу…

Одевшись, он заглянул в комнату, где спал маленький Юрко. Сын уговорил отца разрешить ему остаться на несколько дней, прежде чем его отправят в Суботов. Поправив одеяло, Богдан долго смотрел на сына. Юрась был очень похож на умершую жену — такие же тонкие губы, нос с небольшой горбинкой, маленькая родинка на правой щеке. Любил ли он Ганну? Этот вопрос Богдан и сам задавал себе не раз. Особенно в последнее время…

Встретив Мотрону, он пытался найти в ней черты своей первой жены. И не находил. Благодаря отеческой заботе Мотрона не знала, что такое работа в поле от зари до зари, что такое работа за прялкой по ночам. Не знала она и многого другого, с чем сталкивались ее сверстницы в украинских селах и на хуторах. Поэтому и выросла изнеженной, с белоснежной кожей, узкими бедрами и тонкими пальцами. Одним словом — ляшка. Богдану было неприятно, когда его старший сын Тимош так называл Мотрону. Но он его не одергивал. Чувствовал, что это вызовет еще большую неприязнь сына к девушке. Сыновья… Богдан не раз благодарил Бога за такой подарок. Три сына — какой казак не будет этим гордиться? Уже не три — два. Нет Остапа, царство ему небесное… Хмельницкий перекрестился и тихонько, чтобы не разбудить Юрка, вышел из хаты.

Попросив казачка привести коня, он медленным шагом направил его на окраину Коша. Сюда, к небольшому одинокому кургану в степи, Богдан в последнее время наведывался часто. Отпустив коня, он поднялся на вершину и, раскинув руки, лег на спину.

Он любил это время года. В низинах самых глубоких балок еще лежали островки снега, воздух пощипывал утренней прохладой, степные речки и ручьи только набирали свою силу… Но весна уже пришла в степь. По обрывистым берегам речек и оврагов проявилась своей желтизной мать-и-мачеха, зацвел шафран, листья боярышника зазеленели на еще хрупких после зимы ветках. Если прислушаться, по ночам можно услышать курлыканье журавлей, спешащих на север.

Тяжелые думы в последнее время одолевали Богдана. Да, выбор сделан. Но правильный ли этот выбор? Тысячи людей поверили в него и доверили ему свои жизни. Да что люди! Доля любимой Украйны в его руках. А справится ли он? Хватит ли у него сил? Страх… Липкий, противный… Не за себя. За тех, кто поверил ему и стал рядом с ним. Страх… А что будет с детьми в случае поражения? Он знал, как поступает шляхта с теми, кто пошел против них. Страх… А у него самого, Богдана Зиновия Хмельницкого, хватит ли у него мужества умереть с честью?

Выстрел из мушкета заставил его отвлечься от тяжелых дум. Спустившись с кургана, Богдан повернулся к древней насыпи и погрозил кулаком: «Смотри мне, расскажешь кому…»

Казачий Кош просыпался. Зажглись первые костры под казанами с кулишом и рыбной юшкой, мальчишки-казачки выгоняли в степь лошадей и небольшие отары овец. За несколько последних недель Сечь преобразилась. Среди казаков можно было встретить их непримиримых врагов, а сегодня союзников — крымских татар. Много крестьян, которые поверили призыву Богдана, бросили свои ущербные поля и присоединились к вольному люду. Много торговцев, или, как они себя называли, маркитантов, с подводами, полными товара, которые заняли в округе все свободные места. Много цыган-кузнецов с переносными наковальнями и мехами для воздуха со всех сторон звенели своими молотками. Был даже один «хранцузяка», который по звездам мог предсказать будущее. Кого только не было в конце апреля 1648 года в этом котле под названием Запорожская Сечь…