Штык и вера - Алексей Волков

К сожалению, речь полковника не произвела большого впечатления на девушку. В ее представлении поход небольшого отряда был высокой романтикой, а здесь, в усадьбе, была просто очень трудная работа.

На этот раз Аргамаков без труда прочитал девичьи мысли. За две пройденные войны он видел немало молодых людей, в чьих представлениях битва обязательно воспринималась как подвиг. А потом многие из них погибали, уцелевшие же смотрели на войну уже иначе. Как на очень тяжелую, но необходимую работу.

Взять, к примеру, Орловского. Примчался на войну типичный студент с кашей в голове. Тут тебе и всемирная свобода, и одновременно долг перед родиной. И что? В итоге вышел отличный офицер. Жаль, что его незадолго до катастрофы ранило, и где он теперь, неизвестно.

Правда, это были юноши, а тут – очаровательная девушка. Но что из того? Молодость – она и есть молодость. Отношение ко многому совсем другое, чем в более зрелые годы.

Полковник набрал в грудь побольше воздуха, чтобы старательно объяснить это девушке, но тут как раз кончилась музыка, и пришлось отвести свою мимолетную партнершу на место.

– Так что вы решили, Александр Григорьевич? – успела по дороге спросить Ольга.

Произнесла она это таким тоном, будто речь шла о гораздо более естественных вещах в отношении мужчины и женщины. Сердце Аргамакова даже на секунду вздрогнуло, словно у мальчишки.

Что поделать? Порою даже умудренному и не раз битому жизнью человеку хочется хоть на мгновение вернуться в те времена, когда и радости, и разочарования были далеко впереди…

Наваждение тут же схлынуло, и Аргамаков произнес не без иронии:

– Потом поговорим, Ольга Васильевна. Только дайте мне, пожалуйста, слово, что не будете мучить подобною просьбой моих офицеров. Не заставляйте этих прекрасных людей идти ради ваших прекрасных глаз на нарушение приказов.

– Слушаюсь, господин полковник! – Ольга шутливо вскинула правую руку к голове, старательно подражая отданию чести.

И столько в этом было юного озорства и бездумного кокетства, что Аргамаков ничуть не обиделся за легкую насмешку над святым ритуалом.

А оркестр уже играл следующую мелодию, и очередной офицер с упоением кружил в танце это очаровательное создание.

– Впечатляет? – со смесью иронии и зависти спросил не любящий танцев Барталов.

– Еще бы! – к изумлению доктора, Аргамаков впервые за последние месяцы расцвел в счастливой улыбке.

– О женщины! Женщины!

– Все хорошо, но эти дивные создания просятся тебе в помощницы, – в тон доктору произнес Аргамаков. – Хочется им чего-нибудь возвышенного, светлого.

Павел Петрович поперхнулся. Его лицо приняло непередаваемое выражение, на котором читались те слова и выражения для ответа, которые не сразу нашел доктор.

– Нет, но это… как так… – не без труда выдохнул Барталов.

– Просто, Павел Петрович, просто, – с чувством сказал полковник.

– Нет. Вот этого нам точно не надо. – Постепенно доктор приходил в себя. – Избави Бог от чувствительных барышень! Может, в мечтах и романтично ухаживать, так сказать, за ранеными героями, только наяву это довольно грязный будничный труд. Опять-таки народ у нас молодой, начнутся ухаживания, потом – ссоры…

– Поножовщина, – воспользовавшись паузой, насмешливо вставил Аргамаков.

– Почему поножовщина? Да вы шутите, Александр Григорьевич, – понял Барталов. – Нет, но я все равно против. В нормальной обстановке присутствие женщин вполне приемлемо, но в нашей…

– Что за спор? – заинтересовался подошедший Канцевич. – Да еще на балу, в присутствии посторонних.

Его чуть вытянутое всегда такое спокойное лицо тихонько светилось счастьем, совсем как лица молодых офицеров.

– Тут к нам барышни напрашиваются, Александр Дмитриевич, а Павел Петрович категорически отказывается принимать их в свою команду, – сообщил Аргамаков.

– А я-то всегда считал, что наш милый доктор мечтает завести себе потихоньку гарем… – Положительно, обстановка в имении располагала к легким шуткам и ничего не значащему трепу. Словно действие происходило где-нибудь на маневрах, а не в безумном походе по одичавшей земле.

– А евнухов для охраны кто мне выделит? – пробурчал доктор.

– У нас, милейший Павел Петрович, армия, а не монастырь. Где же вы слышали, чтобы солдаты евнухами были?

– Да ну вас к лешему! – Павел Петрович махнул рукой и демонстративно отошел в сторону.

Полковники переглянулись и беззлобно рассмеялись.

Играл оркестр, кружились в танце пары, лица барышень и офицеров светились умиротворенным счастьем…

Все это напоминало прежнюю жизнь, и очень не хотелось думать о том, что лежало за пределами небольшого островка покоя, забыться недолгим солдатским счастьем, отложить хотя бы на эту волшебную ночь бесконечные проблемы и тревоги.

– Надо бы с утра выслать кого-то в Смоленск для связи.

Улыбка еще не сошла с лица Аргамакова, но голос звучал серьезно.

– Для связи или для разведки? – деловито уточнил Канцевич.

От его веселости мгновенно не осталось и следа.

– Хотелось бы больше для связи, но чем черт не шутит? Ситуация меняется быстро и, самое плохое, почему-то только в плохую сторону. Мы впервые встретили какую-то власть, но, по словам нашего уважаемого хозяина, власть очень слабую, пораженную изнутри недугами. Если они до сих пор не смогли распространить ее дальше города, то она может легко пасть без всяких нападений извне. Так сказать, по примеру других городов. Там же тоже что-то организовывалось, а удержаться не смогло.

– В Смоленске есть школа прапорщиков, – напомнил Канцевич.

– В Москве и Петрограде были целые училища. Вопрос не в количестве сил, а в их грамотном и целеустремленном использовании.

– Согласен.

– Я думаю, пошлем автомобиль. Пусть возьмут на всякий случай легкий пулемет. Надеюсь, Дзелковский не откажется выделить толкового проводника.

– Я хотел бы отправиться с ними сам.

– Вы мне нужны при отряде, Александр Дмитриевич, – твердо возразил Аргамаков.

Лицо начальника штаба было абсолютно бесстрастным, но Аргамаков счел нужным добавить:

– Не обижайтесь, Александр Дмитриевич. Если бы это было необходимо для дела, то лучшей кандидатуры я бы не желал. Но вы моя правая рука, а думаете, легко быть одноруким? Вы же из Генерального штаба…

Сам Аргамаков в академии не учился и большинства чинов был удостоен за боевые отличия. Не случись последней войны – он бы так и остался вечным капитаном, одним из тех, кто терпеливо тянут свою лямку в забытых Богом и людьми гарнизонах, составляя надежный костяк императорской армии.

Уточнить детали предстоящего им не дали.