Иконы - Маргарет Штоль

– Ты ведь знаешь, что это означает, верно?

– Что я везучий ублюдок?

– Нет, что ты идиот. Кому-то известно, что мы здесь.

– Тоже мне новость. Я единственный сын Посла Амаре. Кто-нибудь каждую секунду знает, где я нахожусь.

– Ох… верно. Я забыла.

– Ну и ладно. А я никогда не забываю.

Дальше мы идем молча.

Я сначала думаю о том, как мы все похожи. Все остатки человечества, те, кто выжил. Потом задумываюсь над тем, не правдивы ли все истории о существовании других Детей Икон… и доведется ли мне с кем-то из них встретиться… и что мы могли бы абсолютно понимать друг друга, как это случается между мной и Ро.

Но прямо сейчас, шагая по заброшенному пустынному шоссе, я вижу лишь то, как мы различны. И как на самом деле у Лукаса мало общего со мной, девушкой, о которой никто никогда не знал, и никогда не помнил, и за которой никогда не следил.

Обычно не следил.

Я пытаюсь придать голосу утешительные нотки:

– Может, ты и прав. Может, это ничего не значит.

– Я этого не говорил. Это всегда что-то значит. – Он смотрит на меня с едва заметным намеком на улыбку на лице. – Просто это никогда не бывает тем, чего тебе хочется.

ОТЧЕТ ОБ ИССЛЕДОВАНИИ:

Проект «Человечество»

Гриф: совершенно секретно

Кому: Послу Амаре

Тема: Листовка о поимке Амаре

Список приложений: Свидетельства, обнаруженные во время рейда в убежище бунтовщиков

ПО ПРИКАЗУ СОПРОТИВЛЕНИЯ ГРАССОВ

РАЗЫСКИВАЕТСЯ

ЖИВЫМ ИЛИ МЕРТВЫМ

ЛУКАС АМАРЕ

Вознаграждение: 1000 монет.

Ложные сообщения недопустимы.

Чтобы получить вознаграждение, принеси доказательства любому офицеру Сопротивления.

СМЕРТЬ ЛОРДАМ!

СМЕРТЬ ПОДПЕВАЛАМ!

СВОБОДУ ЧЕЛОВЕЧЕСТВУ!

По шоссе мы дошли до авеню, ведущего в город. Лас-Рамблас. Я остановилась, когда шоссе перед нами превратилось в площадку на вершине холма.

– Ты хоть представляешь, куда мы идем?

Лукас показывает рукой:

– Все основные дороги в Хоуле тянутся с запада на восток. Лас-Рамблас туда нас и приведет.

Я лишь киваю, хотя и немало поражена. Я ведь знаю только основное: что Лас-Рамблас всегда славился многолюдностью и что теперь ничего не изменилось.

Людской поток вызывает головокружение, во всяком случае у меня. Я не в состоянии думать, по крайней мере, не в состоянии отделить свои мысли от того, что думает мир вокруг меня.

– Ты говорил, что собираешься здесь с кем-то встретиться? – Мне трудно связать слова воедино.

Лукас кивает, но ничего не говорит.

– С кем, Лукас?

– Сама увидишь, когда доберемся до места. Сюда.

Лукас поворачивает, и теперь мы шагаем в восточном направлении.

Мы проходим под гигантскими баннерами, которые трепещут на ветру на всех городских улицах. Их текст я запомнила, пройдя всего несколько кварталов: «Лорды щедры. Посольство проявляет доброту. Люди счастливы. Будущее прекрасно». Огромное изображение Посла со строгим лицом, в алой форменной куртке красуется на стенах заброшенных зданий. Я могу без труда пересчитать золотые пуговицы с птичьей клеткой, каждая пуговица – размером с мою голову… Порывы ветра влетают в разбитые окна, прокалывающие портреты Амаре.

Все ли города выглядят так же, как наш?

Я этого, конечно же, не знаю, я ведь смотрю сейчас на то, чего никогда прежде не видела, а другие Безмолвные Города мелькнули передо мной лишь на мгновение, когда их показывала мне Посол. Посольские средства связи так жестко контролируются, что невозможно узнать что-либо наверняка. Иногда, когда Ро, бывало, приходил ужинать в Ла Пурисима, его глаза горели безумным огнем, и он рассказывал нам обрывки новостей, до которых добрались грассы. Что Лорды вытворяют с нами. Как Посольства позволяют им это.

Черное и белое. Для Ро весь мир поделился на две половины. Он видит вещи не так, как я. Передо мной возникают миллионы перспектив, причем все сразу. Нет единого правильного ответа, его не может быть, когда все кричат одновременно. Именно поэтому мне так трудно разобраться в этих ощущениях. Это так изматывает. И в половине случаев я соглашаюсь со всем, что чувствуют люди, каждый, с кем я встречаюсь.

Пробираясь по запруженной толпой улице рядом с Лукасом, я наконец осознаю, что он совсем не боится своих ощущений, напротив, хочет чувствовать все это – все вокруг, меня, вообще все. Он впитывает это, принимает глубоко в себя.

Не так, как Ро.

Для Ро существует только черное и белое, хорошее и дурное – и он прав. Ему наплевать, согласны вы с ним или нет. И на самом-то деле для него только лучше, если вы не согласны.

Ро просто горит желанием драться.

* * *

Прославленные торговцы едой с выстроились вдоль обочин. Маисовые лепешки жарятся на перевернутом железном мусорном контейнере. На соседнем контейнере шипит картошка с луком. Я вижу сыр и хлеб, вижу сушеное змеиное мясо, но быстро отвожу взгляд, когда в стороне возникает частокол с насаженными на него почерневшими головами.

– Что ты так кривишься? – Лукас смотрит на меня со смехом.

Я содрогаюсь, качаю головой, и он расслабляется и касается плечом моего плеча.

Со стороны глядя, можно подумать, что мы обычная семнадцатилетняя пара на обычной прогулке по совершенно обычному городу. Но ни одно из этих утверждений не верно. Я сбежала из военной зоны на недозволенное свидание с кем-то неизвестным в весьма опасном городе.

Да еще и с сыном самого Посла.

Отчасти я рада тому, что здесь нет падре, что он не видит всего этого. Он бы очень встревожился. Как и я тревожусь.

Мы добираемся до конца авеню Лас-Рамблас, и хотя Лукас ничего не сказал, я вижу рельсы и понимаю, что мы собираемся поехать по Городской Трассе – впервые для меня. Городская Трасса, в отличие от калифорнийских Трасс, идущих вдоль побережья, ограничена пределами города.

Десять минут спустя мы уже направляемся на восток. По крайней мере, так сообщает знак на двери нашего вагона, почти пустого. Городскими Трассами разрешено пользоваться только сотрудникам Посольства. И хотя пластиковая карточка Лукаса не смогла открыть перед нами двери в архив, достаточно было одного взмаха ею перед скучающим симпой, чтобы мы очутились на Трассе. К счастью, солдат не стал присматриваться к фамилии на карточке.