Телефонист - Роман Канушкин

– Бык деда помял, – сказал Абдулла.

Картина стала более или менее проясняться. Вероятно, старик и не уходил далеко от своих костылей, сорвавшийся бык поранил его, возможно, откинув, потрепал ещё и, успокоившись, отошёл в сторону. И старик теперь полз, истекая кровью. Но почему это перекрестье?

– Пойду проверю, что там, – сказал Дюба.

– Сиди, тёзка, – остановил его командир. Еще раз вгляделся в его лицо. – Сам схожу.

– Да я уже в норме, – попросил Дюба. – Справлюсь.

– Сиди! – командир легко спрыгнул с брони, местность тут же была взята под прицел.

Старик слабо приподнял голову и что-то проговорил: каркающе-квохчущие звуки…

– Ругается, что ли? – предположил Дюба. – Молятся они по-другому.

– По-арабски, – усмехнулся командир и поморщился. – Курий рай… Ну, деда, и что это у нас тут за артобъект?

Командир иногда говорил вещи из какой-то другой, гражданской, цивильной жизни и потом всегда просвещал своих парней, что это значило. Образован был за всю роту, но никогда этого не выпячивал. А его курий язык многим пришёлся по душе. Он сделал шаг, притормозил, быстро обернулся:

– Дюба, у тебя лучший глаз в роте?

Когда-то он ему уже задавал тот же вопрос, и Дюба тогда бодро при всех отчеканил:

– Никак нет! Лучший глаз у командира.

– Ты мне тут плюсы не бей на пустом месте! – строго осадил его тот. – Твой глаз видит больше моего, больше всех. Когда-нибудь это будет дорого стоить. Понял меня, боец?!

– Так точно, – поправил себя Дюба. И он тогда понял командира. Понял его и сейчас, когда, больше не возражая, просто констатировал:

– Так точно!

– Вот и смотри! – командир кивнул. – А бычка валите, если чего.

И он направился вперёд, угрюмо кивнув:

– Сейчас, дед, подадим тебе твои костыли.

Дюба его понял, командир неплохо разбирался в минировании, если это ловушка, а Дюба прекрасно видел в зелёнке. И не только в ней. Он видел, улавливал неправильные несоответствия, таким уж родился. Сейчас посмотрел на быка: некрупный, такие самые опасные, свирепые и быстрые… Но бык мотнул головой в сторону приближающегося командира, отвернулся и забыл про него. Дюба посмотрел на костыли, совсем непонятно, для чего их было так ставить, и если старик всё ещё будет в состоянии говорить, то вскоре они это выяснят.

Бык снова посмотрел на командира, тот уже находился совсем рядом с костылями, и снова равнодушно отвернулся, принялся щипать траву.

– Нэ мычит даже, – тихо сказал Абдулла.

Эти улавливаемые им несоответствия Дюба про себя называл «знаки». Они, конечно, были чуть больше, чем несоответствия, иногда, наоборот, указывали на совпадения; пожалуй, главным в них являлась критическая масса соответствий или же несовпадений, которая могла накапливаться постепенно, до того момента, когда игнорировать их, знаки, становилось уже невозможно. Он догадывался, что не один такой уникальный, Абдулла вон тоже их видит, просто у Дюбы с этим обстояло получше, поэтому сейчас командир и положился на него.

Не мычит. Верно. Успокоился или… агрессивностью тут и не пахнет? Урчание двигателей чуть отошло в сторону. Дюба смотрел на зелёнку, вроде всё мирно, спокойно. Потом перевёл взгляд на несчастного старика – похоже, досталось ему. Попытался ещё проползти, трудно, руки скользнули по пыльной земле, видно, что в ладонях ничего нет. Это перекрестье костылей на дороге очевидно напоминало знак «стоп». И если дед хотел предупредить о чём-то, почему он так далеко от своей странной конструкции? А если… бык не агрессивен, то кто же тогда поранил старика? Крови-то вон…

Непонятно. Если только весь расчёт и не был на эту непонятку. Сбить с толку и выиграть время…

Дюбин взгляд застыл: им показали быка, что сорвался с привязи, раненого старика, который нуждался в помощи, его пустые ладони… Костыли с папахой. Дед делает попытку проползти ещё, его рука натыкается на какой-то бугорок на дороге…

И Дюба всё понял. И понял, что не успевает. Рука старика отыскивает на дороге присыпанный пылью предмет: мобильный телефон. Именно с помощью мобильников они активировали заложенные фугасы! Сбить с толку и выиграть время. А командир уже добрался до костылей и сейчас поднимет их…

– Телефон! – кричит Дюба, но времени больше нет. Его украли у них, остаётся плыть по течению. Дюба тут же производит выстрел, он бьёт на поражение и видит, как палец старика всё же успевает нажать на кнопку вызова. Старик уже мёртв, и ничего не происходит. Дюба побежал:

– Ложись, командир!

Ничего не происходит, но украденное у них время сжимается, и события словно выстраиваются в один параллельный ряд. Эхо от выстрела ещё рикошетит по ущелью, командир оборачивается, его глаза кажутся очень тёмными. Дюба бежит, формируется запоздалая длинная мысль: надо было бить по руке, он бы не успел активировать детонатор, но снайпер – Абдулла, Дюба мог промазать, а времени на всё не было; старик предпочёл отправиться в куриный рай, ничего пока не происходит лишь потому, что на детонаторе таймер с задержкой; тёзка…

Он прыгает, и в следующее мгновение происходит мощнейший взрыв. Дюба сшибает командира с ног, увлекая его за собой, и летит дальше. В звенящем безмолвии он летит в темноту.

– Тёзка! – голос командира. – Тёзка…

И тишина. Звенящая тишина и покой.

…Взрыв оказался сигналом, прелюдией. В тот день колонна попала под обстрел, её накрыло кинжальным огнём. Дюба этого не знал.

Командир остался цел, везунчик. Отделался лёгкой контузией и смог организовать довольно эффективную оборону своего участка. Иначе была бы мясорубка. Но она и так была.

Дюба всего этого не знал. Он пришёл в себя только в госпитале, далеко внизу, на равнине. Открыл глаза. Тогда к нему впервые явился розовый слон, чтоб ему не было так страшно. Дюба догадывался, из какого места он пришёл, ко многим оттуда являлись чудовища, но его слон оказался добрым. Он обещал прийти ещё, когда наступит пора перемен, а Дюба обещал узнать его. И помнить. Но сейчас он открыл глаза. Раненых в госпиталь свезли много, но вместо густого запаха крови, вокруг пахло лишь медицинским спиртом и лекарственными средствами.

Дюба этого не знал, но тем взрывом ему оторвало ногу.

Служебный автомобиль Игоря Рутберга свернул с Рублёвского шоссе. До дома оставался короткий участок просёлочной дороги. И рядом с изогнутой трубой теплоцентрали снова стояло это. Недоверчивая и еле приметная улыбка на губах Игоря Рутберга уже растаяла.

– Останови, – велел он водителю. Перевёрнуые костыли, поставленные крест-накрест, и сверху нахлобучена дырявая ушанка. Охранник Николай обернулся, шеф молча смотрел в окно. Николай позволил себе проследить за его взглядом – какой-то бомжара-инвалид сидел у трубы теплоцентрали. Смотрел на остановившуюся машину. В салоне стало очень тихо. Шеф открыл свою дверцу.