Вороны вещают о смерти - Darknessia

я преодолела последние ступени и ступила на мягкую, шуршащую при каждом движении солому. Под потолком в глиняном подсвечнике горела свеча, в ее слабом рыжем свете блестели белки глаз и испарина на круглом лице женщины. Угрюмый седой мужчина со всклокоченной бородой отложил вилы в сторону и сам встал чуть поодаль, сложив на груди руки и неприветливо глядя на меня.

— Это ведь ты тогда приходила со старейшиной? — припомнила Томира. Она казалась взволнованной и напряжённой — немудрено — и все время заглядывала мне за плечо. — Посмотреть в глаза твоя мысль?

— Да, — кивнула я. — Думала, что так люди отстанут от тебя, но… Даже слово Доброгоста для них не закон.

— Тьфу! Что это за старейшина, которого никто не слушает? — гневно выплюнула женщина. — Оклеветали соседи, позавидовав достатку, а остальные и подхватили с радостью. Чтоб им всем пусто было! Наверняка все из-за этой ведьмы Ланки, старой карги! Она у меня молока в долг просила, а я не дала, вот и затаила обиду. Коли бы знать с самого начала, что так оно все выйдет, раздала бы все молоко этим попрошайкам, лишь бы только отстали!

Женщина принялась всхлипывать от досады, тереть глаза пухлыми кулаками. За ее спиной у дальней стены сеновала я заметила двоих детей. Они тихо сидели в темном углу и глядели на меня круглыми, ничего не понимающими глазами. Здесь же лежали дорожные узелки и кое-какая еда.

— Почему вы не ушли? — спросила я, кивая на узелки.

— Да мы собирались! — горько вздохнула она. — Доброгост все уговаривал-уговаривал, но мы не слушали. Кто ж так запросто захочет свою землю покинуть? Огород у меня вон какой, и животина, и зерно ещё не созрело. Я готова была и одна уйти, да куда там! Чтоб старая баба одна по деревням шаталась — снова, чего доброго, колдуньей назовут. Ну и решили вместе идти, еще вчера, вот только гроза началась. Думали, переждем ночь — и в путь, а тут на те! Тьфу! Точно Лихо проклял!

Женщина всплеснула руками и сокрушенно покачала головой. Я же мягко сжала ее плечо и заглянула в глаза.

— Медлить больше нельзя. Нужно вам уйти, пока народ не вытворил ничего по темноте. Там снаружи мужики охраняют. Можно попросить старейшину, чтобы до границы села вас проводили.

— Думаешь, мужики нас охраняют? Нет, они следят, чтобы мы не ушли, — проворчал мужчина, недовольно прищурившись. — Будто бы мы сами не додумались у них спросить!

— Старейшина предлагал бежать ещё до того, как новый покойник появился, — объяснила Томира. — Теперь-то он не может этого позволить, иначе люди бунтовать против него начнут. Вот и сидим тут в ожидании неизвестно чего. Ведь не докажешь им, что нет у меня никакой силы. Одна надежда, что к ночи они разойдутся, и мы сможем в темноте выбраться из этого проклятого села.

— А если не разойдутся?

— Тогда… тогда сама выйду к людям. Пусть делают что хотят, только б детей не трогали.

Я тяжело вздохнула. Похоже, оставалось лишь одно. Если Томира погибнет, а я даже не попытаюсь ничего сделать, чтобы этому помешать — буду винить себя всю жизнь. Нужно только придумать, как убедить людей, что остатки моего дара — не колдовство.

— Я схожу за старейшиной, — твердо проговорила я, глядя женщине в глаза. — И сегодня же, при всех признаюсь, что умею определить колдуна. Заставлю всех пойти на капище — и ты пойдешь, вступишь в круг богов, и все увидят, что ты не колдунья.

— Да кто тебя послушает, девочка? — сердито бросил мужчина. На лице его жены сначала тоже проступило сомнение, но постепенно оно сменилось робкой, отчаянной надеждой.

— Правда? Думаешь, это правда поможет?

— Уж богам-то люди должны поверить.

— И то верно. — Томира кивнула, вцепилась в эту крохотную надежду на лучшее, как утопающий цепляется за соломинку. И как бы хотелось мне, чтобы эта соломинка выдержала! — Надеюсь, что так. Почему же мы про капище раньше не подумали… Ох, деточка, надеюсь, что поможет! Век буду благодарна! — В тусклом свете заблестела выступившая на ее глазах влага. — Единственная из всех помочь пытаешься. И это после того, что я тебе сделала…

Я нахмурилась, пытаясь понять, о чем говорит женщина. Сходу припомнить ничего не удалось: ни с ней, ни с ее старшими детьми мы не общались, и вряд ли она даже знает, как меня зовут. Сердце тронула тревога, подозрительность снова поселилась в нем.

— О чем это вы?

Растерянная Томира открыла было рот, но тут громкий звук заставил нас всех дернуться. Что-то с грохотом ударилось о крышу сарая, а потом ещё раз, с другой стороны. Снизу тоже послышался шум. А в следующий миг сверху сквозь щели протиснулось пламя. Оно быстро пожирало сухой камыш, укрывающий крышу, и сыпалось искрами нам на головы. Сено могло вспыхнуть в любой миг.

Томира с мужем глянули наверх, потом друг на друга. Медленно на их лицах отразилось осознание, потом испуг, переходящий в панику. Кто-то из детей заревел. А внизу замычали перепуганные коровы.

Я замешкалась всего на мгновение. Потом бросилась к лестнице. Крикнула остальным:

— Скорее!

А Томира надрывно заголосила:

— Дети! Дети!

— Живее сюда! Вниз! — кричал ее муж.

Оба они замахали детям руками, поторапливая их, а по крыше уже расползлось два больших красных пятна, и с них непрерывно сыпались вниз искры. Мальчик постарше вскочил и потянул сестру за руку, но та ревела и в испуге сопротивлялась. Жерди под одним из пятен не выдержали и полетели вниз вместе с языками пламени и остатками горящего камыша. Огонь тут же перекинулся на сено. Все вокруг заволокло дымом. Мужчина кинулся к дочери, подхватил ее на руки и подтолкнул сына вперёд себя. Тут рядом с ним обрушилось и ещё одно горящее пятно, едва не угодив на голову. Девочка завопила.

Спустившись, я быстро огляделась.

Видно, кто-то забросил факел в окошко, солома с той стороны вспыхнула, и теперь пламя лизало заднюю стенку хлева, грозясь вот-вот перекинуться на другие.

Я кинулась к воротам, сдвинула засов и толкнула — но они не поддались. Навалилась плечом и толкнула снова, сильнее, и потом ещё, до боли в руках и бедре.

Пламя уже растеклось по крыше, и теперь из всех щелей непрестанно сыпались искры. Стало жарко и густой едкий дым заволакивал глаза, скреб горло. Все трещало и хрустело, коровы протяжно ревели, жались подальше от огня и били копытами.

Пока я боролась с воротами, остальные спустились с сеновала. Там уже вовсю полыхало пламя.

— Не выходит, — обернулась я к мужчине. Тот