Изумрудный сад - Андреа Кейн

— Сделаю все, что смогу, сэр.

— И моя вторая боль — та, которая действительно не дает мне покоя, — это то, что Дезмонд окажется слишком слаб, чтобы обеспечить безопасность Бранди.

Бентли изумился:

— Безопасность мисс Бранди, милорд?

— Да. Вот почему я вдвойне рад, что завтра ты отправишься в Изумрудный домик искать свою несуществующую пуговицу. — Квентин помрачнел. — У меня нет оснований для дурных предчувствий. Несомненно, я проявляю излишнюю осторожность. Так всегда происходит, если речь идет о Бранди. Поэтому я не стал с ней обсуждать именно эту версию. А также еще и потому, что не хотел лишний раз волновать ее теорией, которая, весьма вероятно, беспочвенна.

— Я ровным счетом ничего не понимаю, сэр.

Квентин задумчиво отставил бокал:

— Нам до сих пор неизвестно, кто убил Ардсли и моих родителей, а также на кого именно готовилось покушение. Предположим, что по каким-либо причинам целью убийцы был именно Ардсли. Разве это не означало бы, что теперь Бранди находится в опасности? Подумай как следует, Бентли. Каков бы ни был мотив убийства, чем бы ни стремился завладеть убийца — деньгами, семейными ценностями, имуществом, — разве нельзя предположить, что Ардсли завещал это Бранди и она теперь, ни о чем не подозревая, является их владелицей?

Бентли побледнел:

— Мне и в голову не пришло, что такое возможно.

— Это еще одна причина, по которой я отказываюсь покинуть Котсуолд до тех пор, пока не будет раскрыто убийство. Не только чтобы родители покоились в мире, но и чтобы Бранди чувствовала себя в безопасности — в полной безопасности. Я отказываюсь доверить ее благополучие Дезмонду, особенно теперь. Даже при лучших обстоятельствах на него нельзя положиться. А после смерти отца он все время напивается до полной потери рассудка. Нет, я никак не могу оставить Англию именно сейчас. Мне нужно убедить чиновников военного министерства отложить их приказ. — Квентин устало потер глаза. — Кстати, мне нужно попытаться поспать хотя бы несколько часов. Скоро рассвет. Я хочу пораньше выехать в Лондон.

— Конечно, — согласился Бентли, отметив, что небо на востоке приобрело бледно-желтый оттенок. — В какое время подать карету?

— В семь. — Квентин пересек комнату и замер, взявшись за дверную ручку. — Будем надеяться, мое присутствие в колонии требуется не так уж срочно и что, как только я расскажу о результатах следствия, проведенного на Боу-стрит, мои начальники пересмотрят свое решение и отложат мой отъезд.

— Уверен, они так и поступят, милорд. А что касается безопасности мисс Бранди, по крайней мере на ближайший день или два, пока вас не будет, то не беспокойтесь. Я позабочусь, чтобы она не оставалась одна.

— Спасибо, Бентли. — Квентин глубоко вздохнул. — Ты незаменим. Как бы мне хотелось, чтобы опекуном Бранди вместо Дезмонда был ты.

Бентли задумчиво уставился вслед удалявшейся фигуре хозяина.

— Это уже не важно, сэр, — пробормотал он себе под нос. — Чутье мне подсказывает, мисс Бранди недолго будет нуждаться в опекуне.

Бранди чувствовала, что ей нужен чей-то совет, но у нее и мысли не возникало об опекуне.

Она разметалась на подушках и уставилась в потолок, жалея, что не обращала больше внимания на слова Памелы, когда та лирически описывала любовь. Уж кто-кто, а Памела разбиралась в этом.

«Памела, как бы мне хотелось, чтобы ты сейчас была здесь и могла дать мне совет», — думала Бранди, и сердце у нее сжималось от знакомого чувства потери.

Куда пойти, чтобы найти ответы? Где поэты черпают свои знания, куртизанки свое умение, любовницы свое очарование? Им всем наверняка приходилось начинать с нуля, так же как и ей. Ведь они тоже были когда-то неопытными и несведущими, а как же иначе? Тем не менее где-то как-то они узнали все, что им нужно было знать об этом таинственном чувстве, называемом любовью.

А как ей узнать?

Отбросив одеяло, Бранди села, обхватив колени руками, и решила оставить все попытки заснуть.

Судя по тому, что она помнила из рассказов Памелы и поэтических сонетов, ей сейчас следовало испытывать умопомрачительную радость или раздирающую сердце боль. Вместо этого она чувствовала полное разочарование и непреодолимый гнев.

Она даже не представляла, что Квентин окажется таким болваном. Двадцать лет она боготворила его, смотрела снизу вверх, как на самого лучшего из всех мужчин.

Сегодня он продемонстрировал все, что угодно, только не блестящий ум.

Как он мог так запросто отмахнуться от того, что происходит между ними, отказаться признать в этом любовь? Как он мог вообразить, будто это чувство исчезнет, если они станут его игнорировать?

Ведь это была любовь. И черт бы его побрал, Квентин знал это.

Бранди схватила подушку, энергично взбила ее, потом положила на колени и уперлась в нее локтями.

Она знала о романах Квентина даже больше, чем он мог себе представить. За столько лет она повидала их предостаточно: статных, красивых женщин, цеплявшихся за его руку подобно ухоженному плющу. Квентину она ничего не говорила, разумеется. Он, как и ее отец, как все прочие гости, съезжавшиеся на тихие приемы в загородный дом, полагал, что она спит в этой самой комнате: прелестной комнате, украшенной зеленью и цветами, которую Памела специально оставляла для визитов своей любимицы. Но Бранди не спала. Она выжидала, пока не начнут играть скрипки, и тогда выбиралась из окна, скатываясь в темноте на землю. Оказавшись внизу, она быстро бежала к раскидистой пихте перед покоями гостей, за которой начинался густой лес. Это было очень удобное место, потому что она легко пряталась среди мохнатых ветвей дерева и, никем не замеченная, обозревала всю территорию перед Изумрудным домиком.

Это оказалось очень познавательно.

За ночь с полдесятка пар осторожно скользили между деревьями, явно пытаясь укрыться в темноте. К шести годам Бранди выросла настолько, что уже могла дотянуться до нижней ветви и вскарабкаться на пихту. К восьми она уже понимала смысл происходящего: это были тайные свидания, не похожие друг на друга, — одни пары ограничивались неспешной прогулкой под луной, другие начинали в пылу срывать с себя одежду. Хотя, конечно, до нее не доходило, с чего это вдруг два человека стремятся прилипнуть друг к другу, как два облизанных леденца.

Но видимо, эти свидания доставляли молодым людям удовольствие, потому что Квентин часто тоже был в их числе — он и какая-нибудь дама, приехавшая в гости. Некоторых его спутниц Бранди узнавала, других — нет.

Она ясно помнила леди Пенелопу Маллер, светлые волосы которой всегда были уложены в одинаковое количество аккуратных буклей. Леди Пенелопа тихо смеялась и таращилась на Квентина, словно тот был божеством, посланным на землю. После нее была дочь угрюмого виконта — как ее там звали? — Эдвина. Леди Эдвина какая-то. Немного старше восемнадцатилетней Пенелопы, ей было года двадцать два. А волосы у нее были черные как ночь. Но звонкий смех и восхищенные взгляды — такие же.