Остров - М. Беннетт

— Отныне все изменится! — провозгласил я. — Я переезжаю в Бикини-Боттом и кокос забираю с собой.

Я оглядел подсвеченные пламенем испуганные лица. Папочка уходит, бросает деток. Я был доволен такой реакцией. Мне как раз нужно было внушить им страх.

Я взял головешку из костра и пошел в дюны в построенный за эти дни дом. Там я снял с высоко прибитой полки оранжевый-это-новый-черный самописец и не слишком нежно опустил его на пол. На его место я положил зеленый кокос и рядом головешку. Пламя головешки было похоже на свет лампад в церкви, гладкая блестящая зеленая поверхность ореха казалась почти стеклянной, я даже видел в нем свое отражение — сильно искаженное и все же узнаваемое. До чего ж этот орех был красив. С какой стати ломать его и делиться со всеми?

Он — мой.

На следующее утро я проснулся в новом мире. Флора была права. Я недотепа. Я нарезал круги вокруг клуба «Завтрак», услуживал им всем, как в Осни. Хватит, наступает эра Линкольна, эра цивилизации. С какой стати я буду спать у костра, словно дикарь, если можно спать в доме? Зачем служу им как раб — пусть они служат мне! Отныне я буду делать лишь то, на что способен я один, — буду зажигать костер. А все остальное перепоручу другим. Как говорит мой папа: если ты завел собаку, зачем же самому лаять? И он прав. Я — высшее существо, альфа-самец, вожак. Ничего страшного, если они и научатся обходиться без меня на рыбалке или на охоте. Без моего огня им не сготовить и не обогреться.

А что до ореха, который я положил на маленькую полочку… Лучший в мире трофей. Нет, я погожу его вскрывать. Может быть, вообще никогда его не трону. Пусть будет еще одним символом моей власти. Если сейчас его вскрыть, а внутри окажется мерзкий, противный на вкус сок, на том тайне и конец.

Хорошенько отоспавшись под крышей убежища, я вышел к кострищу и созвал клуб «Завтрак» на собрание. Зеленый кокос я прихватил с собой, сам не зная зачем. Я нес его в одной руке, а в другой — посох. Мне казалось, эти предметы придадут мне силы, чтобы сказать то, что я собирался сказать.

— Итак, — заговорил я. — Вот как у нас все пойдет дальше. Вы должны усвоить новую иерархию — для острова. Мы перевернем систему Осни с ног на голову. Теперь я — Четверть. Флора и Гил — Вторые.

Не то чтоб я особо любил Флору или Гила, но я вычислил: после меня они тут самые умные. Оба они выдали себя невинными с виду проговорками, которые я не пропустил мимо ушей. Гил упомянул Томаса Бекета в день игры в крикет, а Флора на месте крушения самолета цитировала «Алису в Стране Чудес». Эти книги не входили в обязательную программу Осни, а значит, Флора и Гил читали книги просто так, дома. Люди, читающие книги, умные; умные люди — потенциальные смутьяны. Я решил сразу дать им высокие звания, чтобы обезопасить себя от грядущих мятежей.

— А все остальные — Двенадцатые. И вот еще что, — заторопился я, не оставляя им времени на протест. — До сих пор я почти все за вас делал. А теперь вы поработаете на меня. Вот поручения на сегодня. — И я принялся поочередно тыкать в каждого пальцем: — Гил — ты вместе с Джун отправляешься на рыбалку.

Я вернул Джун две из четырех струн. Мне пришлось себя к этому принудить — страшно было расставаться с орудиями моей власти, но чего бояться? Если только они не решат перейти на сашими, без моего огня их рыба ничего не стоит.

— Флора, ты с Себом отправишься ловить козла, я вам показывал, как делать ловушку. Притащите его сюда, я его убью и выпотрошу. — И тут у меня случилось очередное озарение: — Вообще-то попытайтесь поймать самку. Мы бы ее держали на привязи и доили. Надоело пить одну только воду из озера.

Я вручил им третью струну, самую толстую, пусть используют ее как ошейник. Четвертая струна обвивала мою шею, на ней висели мои драгоценные обломки очков, и там она и останется. Я не обязан раздавать все свои сокровища. Пары я подобрал умышленно так, чтобы разделить Флору и Гила, а также Гила и Себа и обезопасить себя.

— Ральф, ты будешь моим ботаником, моим фармацевтом и врачом.

Похоже, ему, единственному из всех, задание пришлось по душе.

— Я буду и впредь каждый вечер зажигать огонь и готовить на всех. И я буду строить, мастерить и изобретать всякие штуки, пока нас не спасут отсюда. А этого, похоже, придется подождать.

Эта мысль больше не пугала меня.

— А мне что делать? — спросила Миранда.

— Будешь помогать мне в Бикини-Боттом, — сказал я.

Даже тот я, каким я сделался к той минуте, не был готов честно признаться, что ей предстоит делать. Я говорил о помощи, а имел в виду «помощницу» в том смысле, в каком это слово употребляли в Америке во времена «Убить пересмешника»: говорили «помощница», а подразумевали «прислуга».

Все отправились выполнять задания. Вид у всех был не слишком радостный, но я загнал их в угол. Что они могли мне противопоставить?

— Ральф! — крикнул я ему вслед.

Он вернулся. Припрыгивающая походка рэпера исчезла, он шагал с прямой спиной: человек, знающий, куда и зачем идет.

— Я подумал, — сказал я, — не сумеешь ли ты найти для меня кое-что — кое-что в лесу?

— Все еще болит? — спросил он, как настоящий врач.

— Нет, — ответил я. Я и забыл, что про исчезновение моего зуба никто, кроме Флоры, не знал. — Нет. Что-нибудь такое… для веселья. Чтоб вечеринка прошла успешно.

Ральф отступил на шаг и присмотрелся ко мне, словно оценивая. Я спокойно глядел на него.

— Посмотрим, что тут можно сделать, — сказал он и пошел следом за всеми в Изумрудный лес.

Та ночь стала лучшей ночью на острове Линкольн. День я провел в свое удовольствие, купался, дрых. Больше не надо носиться в поту по лесу или обгорать, пока удишь у озера. Я сходил к водопаду и выполоскал одежду, а заодно и отросшие волосы, полюбовался своим новым отражением в воде. Мышцы. Загар. Растрепанные почти белые от солнца волосы обрамляли смуглое лицо, зеленые глаза так и сияли. В распахнутом вороте рубашки по-прежнему сверкали привязанные на струну стекла очков, словно солдатский медальон. Метаморфоза полностью завершилась. Жалкий Эдмон Дантес превратился в графа Монте-Кристо.

Перед закатом я вернулся в лагерь, разжег костер, выпотрошил приношения, которые сложили к моим ногам подданные. Затем, пока остальные готовили, я отправился на поиски Миранды.

Она бродила по кромке воды. Море стало персиковым, золотым, высвеченный закатным солнцем силуэт Миранды — само совершенство. У меня чуть сердце не остановилось.

— Миранда!

Она повернулась — как в замедленном движении. Девушка с рекламы духов. Как же мне изложить то, что я хотел ей сказать?