О, возлюбленная моя! Письма жене - Вольф Мессинг

Когда мне было лет тринадцать, я влюбился в одну девушку — Фейгеле, дочь бакалейщика Ленера. То была, конечно, не любовь, а влюбленность, но мне казалось, будто это самая что ни на есть настоящая любовь. Когда моя птичка улетала[165] в Гарволин, погостить у своих родственников, моя любовь затухала, когда возвращалась обратно — вспыхивала вновь. Тогда я думал, что так оно и должно быть. О, какой я был глупый!

А помнишь ли ты наш первый послевоенный отдых на море? Знаешь, что поляки говорят не «на море» и не «у моря», а «над морем» — у них может быть только «над водой». Помнишь, как швыряло катерок, на котором мы так опрометчиво отправились кататься? Но ты совсем не боялась. Улыбалась и подставляла лицо морскому ветру. Ветер так красиво играл твоими волосами и ты была так прекрасна, что я забыл о качке, залюбовавшись тобой! Разве это не волшебная сила любви? А как бурно мы в тот вечер любили друг друга? (Не красней и не смущайся, любимая моя, ведь никто, кроме тебя, не прочтет этих строк.) Нет, определенно в морском воздухе растворены какие-то афродизиаки, любимая моя! Когда ты поправишься, мы непременно съездим на море! Непременно! Мой отец, да будет благословенна его память, говорил: «Кто отказывает себе в лишней радости, тот обкрадывает себя». И он был прав, он тысячу раз был прав! Зачем нам отказывать себе в радостях? Нет, мы не будем этого делать. Твоя болезнь, любимая моя, словно время поста, после которого все удовольствия воспринимаются ярче и острее. О, как же я скучаю по тебе! Когда-то, когда я был мальчишкой, сорокалетние казались мне стариками, а шестидесятилетние — Мафусаилами[166]. Теперь же я понимаю, что настоящая жизнь начинается где-то лет в пятьдесят, когда человек накопит достаточно опыта и ума для того, чтобы получать от жизни максимальное наслаждение. Ошибки совершены, выводы сделаны, непонятное понято и т. д. Время жить, время наслаждаться жизнью! Главное, чтобы дух был молод, главное, чтобы сердце было способно любить! Выздоравливай скорее, любовь моя, и мы продолжим наслаждаться нашим счастьем!

А помнишь наше новоселье на Новопесчаной? А помнишь, как долго и как придирчиво ты обставляла наше гнездышко. «Подойдет и это!» — говорил я. «Нет, — отвечала ты, — нам нужно самое лучшее, мы заслужили». Да, любимая моя, мы заслуживаем самого лучшего! Мы заслуживаем того, чтобы у нас все было хорошо, и так оно и будет, вот увидишь! Как же потом замечательно жилось там! Я не был так счастлив даже в родительском доме. Нехорошо, наверное, так говорить, но отец мой был строгим, суровым человеком, и оттого атмосфера в нашем доме тоже была строгой. Мать пыталась изменить это, но не могла. До встречи с тобой я и представить себе не мог, что такое настоящий домашний уют и настоящее домашнее тепло. Спасибо тебе за все, что ты для меня сделала и еще сделаешь.

Леша и Зиночка передавали тебе приветы. Зиночка собирается навестить тебя, когда будет можно. И не только она собирается к тебе. Надо будет управлять твоими посещениями, чтобы посетители тебя не сильно утомляли и не собирались бы в палате толпой. Я подумаю об этом, любимая моя, я обо всем подумаю и все сделаю, ты только выздоравливай поскорее.

Целую крепко-крепко и так же крепко обнимаю.

Твой В.

Без даты

Здравствуй, моя драгоценная Аидочка, любовь моя, радость моего сердца!

Все познается в сравнении, любимая моя! Все на свете имеет свою меру, больше или меньше, горячее или холоднее. Все на свете имеет свою меру, кроме любви. Настоящая любовь, такая, как у нас с тобой, безмерна и безгранична. Когда люди говорят, что нет таких препятствий, которые не преодолела бы любовь, они нисколько не преувеличивают. Так оно и есть на самом деле. Любовь побеждает все, любую беду. Я не слушаю того, что говорят врачи. У них такая привычка — один говорит одно, другой — другое, и все с их бесконечными «если» и «возможно». Мне нет дела до врачей. Я слушаю свое сердце, драгоценная моя, и свой разум. Сердце говорит, что у тебя, любимая, все будет хорошо. Есть легкие болезни, а есть тяжелые. Но и тяжелую болезнь можно одолеть. У тебя именно такой случай. Мой разум подтверждает то, что говорит мне сердце. Я вижу нас с тобой гуляющими по берегу моря в Дубултах. Помнишь, как ты восхищалась невероятной близостью моря и реки?[167] Я много где бывал, но не видел такого чуда. Ты поправишься, драгоценная моя, ты очень скоро пойдешь на поправку, и мы с тобой еще много где побываем. Мне недавно рассказали об озере Иссык-Куль. Я слышал о нем, но не знал о его невероятной красоте. Ой, нет, что я пишу, драгоценная моя. Какой Иссык-Куль, это же горное озеро, а тебе не подходит горный климат! Максимум, что можно, так это на несколько дней съездить в Тбилиси или Орджоникидзе[168] для выступлений, но отдыхать в горах ты не захочешь. Прости, любимая моя, от волнения я забываю то, чего не следует забывать! Мы с тобой поедем в Сочи или в Ялту и станем наслаждаться жизнью на берегу моря. По случаю твоего выздоровления устроим себе трехмесячный отпуск! А хочешь — и полугодовой! В конце концов, мы заслужили хороший отдых, особенно ты, драгоценная моя. После того, что ты перенесла, тебе надо хорошо отдохнуть. Не хочешь к морю — поедем туда, куда ты захочешь. Можно в какой-нибудь лесной пансионат в Карелии, а можно и в Самарканд. Тебе там понравилось, я помню. Ты ахала: «Восточная сказка! Тысяча и одна ночь!»

Эта операция будет последней, любимая моя, и закончится она хорошо. У твоего хирурга золотые руки. Он сделает все как следует, и ты забудешь о больницах. Некоторое время тебе придется побыть под наблюдением, но к Новому году ты забудешь о врачах, и наша жизнь станет прежней — радостной, безоблачной, светлой. Это говорю тебе я, твой любящий муж Вольф Мессинг! А я всегда говорю правду, ты же это знаешь. Нам осталось потерпеть еще немного, и все будет хорошо. Все будет замечательно, любимая моя! Очень скоро! Нужно только потерпеть еще немного. Расценивай это как испытание нашей любви. Что ей любое испытание! Когда мы вместе, мы можем вынести все что угодно! Люблю тебя! Обожаю! Во всем мире у меня нет никого ближе и дороже тебя, любимая моя! Наберись сил! Умоляю тебя, наберись сил и терпения! Я знаю, как тебе трудно, но осталось совсем немного. Главные испытания позади. Мужайся, любимая моя! Помни, что муж и сестра с тобой! Мы тебе поможем. Главное, не отчаивайся, умоляю тебя — не отчаивайся. Оглянись вокруг — среди наших знакомых есть люди, стоявшие когда-то на самом краю, а затем вернувшиеся к жизни. Возьми хотя бы Дору! У нее была похожая ситуация. Перед операцией она, бедняжка, страшно исхудала, и все, даже ее муж, говорили, что жить ей осталось недолго. Только я один утверждал иное — и кто же в итоге оказался прав? Теперь у Доры противоположная проблема. Она, дай ей Бог здоровья, думает не о том, как бы поправиться, а о том, как бы немного похудеть. Все страхи остались в прошлом. Дора настолько пришла в себя, что уже подшучивает над своими страхами. А это, да будет тебе известно, драгоценная моя, главный показатель того, что у человека все хорошо. И не говори мне, умоляю тебя, что Дора — исключение. Вспомни Милу из Театра эстрады. Выдам сейчас тебе ее секрет. Пять лет назад она втайне от родных и коллег (даже Николай Павлович ничего не знал) приходила ко мне за советом — хотела узнать, сколько ей осталось жить. Я сказал, что долго, очень долго. Ты знаешь, что я никогда не называю дат, ибо есть промысел, который человеку лучше не знать, но я сказал Миле, что она еще успеет погулять на свадьбе ее внучки. Сейчас, если я не ошибаюсь, девочка ходит во второй или в третий класс. Все довольны, Мила здорова, и никто, кроме нее (и меня, от которого ничего не скрыть), не знает, что когда-то она готовилась умирать. Хочешь третий пример? Пожалуйста — Елена Митрофановна. Ты знаешь, что она перенесла операцию семь лет назад и врачи говорили, что ее шансы — пятьдесят на пятьдесят. На лечение ушло полгода, но теперь она снова на сцене и чувствует себя превосходно. Она передавала тебе приветы и приглашала нас в театр, на очередную свою премьеру — «Ярмарку тщеславия». Я сказал, что мы непременно будем. Ты к тому времени уже поправишься, драгоценная моя!