Королевский генерал - Дафна дю Морье

– Юный и чувствительный, как и многие другие дети, – ответила я.

– Для меня остается загадкой, как он вообще появился на свет, – сказала Гартред. – Когда я думаю о той возмутительной истории, которую мне поведала Мэри. Все же я поберегу твои чувства, если ты все еще держишь Ричарда на пьедестале. Я рада за мальчика, что Джек Робартс не нашел его здесь, в Менебилли. Он поклялся повесить любого из родственников Ричарда.

– За исключением тебя, – заметила я.

– Ну, я не в счет, – ответила Гартред. – Миссис Денис из Орли-Корта не то же самое, что Гартред Гренвил.

Она в очередной раз бросила взгляд на стены, а затем снова выглянула во двор.

– Это ведь та комната, где они обычно держали слабоумного? – неожиданно спросила она. – Я еще помню, как он осыпал ругательствами Кита, когда мы приезжали сюда двадцать пять лет назад.

– Не имею понятия. Эта тема в семье не обсуждается…

– Было что-то необычное в строении этого дома, – сказала она небрежно. – Не могу в точности припомнить, что именно. Кажется, какой-то чулан в стене, куда они его обычно заталкивали, когда он становился буйным, – так мне рассказывал Кит. Ты обнаружила его?

– Здесь нет никаких чуланов. – Я старалась оставаться невозмутимой. – За исключением вон той комнатки.

– Мне очень жаль, – проговорила она, – что из-за моего приезда тебе пришлось уступить свою комнату Джоан Рашли. Я бы преспокойно обошлась и этой. Как сказала мне одна из служанок – до тебя этой комнатой никогда не пользовались.

– Гораздо проще было, – переменила я тему разговора, – разместить тебя с дочерьми в комнате попросторнее, где ты могла бы за ужином принимать посетителей.

– Тебя по-прежнему привлекают сплетни слуг? – ответила она. – Страсть всех старых дев. У них разыгрывается аппетит, когда они воображают, что происходит за закрытыми дверьми.

– Не знаю, – парировала я. – Едва ли вкус моего бульона становится лучше от сознания того, что ты лежишь в объятиях лорда Робартса.

Она взглянула на меня, придерживая руками платье, и я подумала: кто из нас двоих способен на бо́льшую ненависть – она или я?

– Мое присутствие здесь по крайней мере избавило вас от куда худших неприятностей, – заявила она. – Я знакома с Джеком Робартсом многие годы.

– Тогда занимай его получше, – посоветовала я. – Это единственное, что от тебя требуется.

Меня это в конце концов начало забавлять, и, поняв это, она направилась к двери.

– Не могу гарантировать, – ответила она, – что его хорошее настроение продлится долго. Сегодня за ужином он был в отвратительном расположении духа, узнав, что Ричард в Ланхидроке, и сейчас отправился в Фой на совещание с Эссексом и начальниками штабов.

– Что ж, – сказала я, – надеюсь, тебе удастся смягчить его нрав к завтрашнему утру.

Она стояла, взявшись за дверную ручку, ее глаза обшаривали обивку стен.

– Если они проиграют эту кампанию, – заявила она, – то распрощаются и со своим прекрасным настроением. Солдат разгромленной армии – животное опасное. Джек Робартс прикажет разграбить Менебилли, разрушить его как изнутри, так и снаружи.

– Да, – согласилась я. – Мы все сознаем это.

– Заберут все, – продолжала Гартред, – одежду, драгоценности, мебель, провизию, достанется и обитателям дома. Твой зять Джонатан Рашли, должно быть, престранный субъект, раз бросил дом, отлично зная, что неминуемо случится с его имением.

Я пожала плечами. Затем, уже уходя, она выдала себя словами:

– Он ведь по-прежнему королевский сборщик…

Тогда я в первый раз улыбнулась, поскольку получила ответ на вопрос, почему она здесь.

– Не могу знать, – сказала я. – Понятия не имею… Но если ты дождешься, когда дом подвергнут обыску, то, может, нападешь на столовое серебро, которое, по-твоему, он тут спрятал. Покойной ночи, Гартред.

Какое-то время она смотрела на меня, а затем вышла из комнаты. Наконец-то я узнала, что ее тут держит; если бы я была меньше поглощена своими собственными проблемами – как спрятать Дика, – я могла бы догадаться об этом и раньше. Гартред не особенно волновало, кто проиграет или выиграет кампанию, для нее было важно иметь опору на стороне победителей. Она могла шпионить и на одних, и на других. Я была настроена, уподобившись Темперанс Сол, процитировать Писание: «Ибо, где будет труп, там соберутся орлы». Если была возможность что-то урвать в суматохе сражения, Гартред не могла остаться дома, в Орли-Корте. Я вспомнила ее хватку при составлении брачного контракта с Китом, а позднее ее отчаянные поиски потерявшейся безделушки в то утро, когда, овдовев, она покидала Ланрест. Мне вспомнились слухи, которые доходили до меня, когда она овдовела во второй раз, о том, что Орли-Корт опутан долгами и должен быть поделен между ее дочерьми, когда те достигнут совершеннолетия. Гартред еще не подыскала себе третьего мужа, который пришелся бы ей по вкусу, ну а до тех пор ей нужно было на что-то жить. Столовое серебро Корнуолла было бы и в самом деле как нельзя кстати, если бы ей удалось прибрать его к рукам.

Такова была ее цель, и у нее уже возникли подозрения относительно моей комнаты. Она не знала тайны контрфорса, но память подсказывала ей, что где-то в стенах Менебилли есть что-то вроде тайника. У нее мелькнула догадка, и она сделала вывод, что мой зять, по всей видимости, воспользовался тайником в военную пору. То, что этот тайник мог также служить укрытием для ее племянника, я уверена, никогда не приходило ей в голову. Не действовала она, я полагала, и в паре с лордом Робартсом. Она вела самостоятельную игру, и если в этой игре ей помогало то, что она позволяла лорду любить себя, то это было как бы между прочим. Куда приятнее есть жареное мясо, чем суп на воде; кроме того, ей были по вкусу дородные мужчины. Но если она обнаружит, что одной ей не заполучить того, что ей хочется, тогда она выложит свои карты на стол – и черт с ними, с последствиями.

Именно этого нам и следовало опасаться, и никто в доме, кроме меня, не знал об этом. Так прошел воскресный день, 11 августа, и вот мы проснулись на следующее утро, с которого началась новая неделя, полная проблем, и когда могло произойти что угодно, учитывая, что три королевские армии с каждым часом все теснее и теснее сжимали кольцо вокруг мятежников; полоска земли графства, все еще находившаяся у тех в руках, с каждым днем принимала все более голый, опустошенный вид, а беспрерывный секущий дождь превращал все дороги в непролазную грязь.

Позади остались теплая погода, ослепительно-синее небо и солнце. Дети уже не высовывались из окон, не слушали сигналов горна и не наблюдали за беготней солдат. Мы больше не устраивали ежедневного променада под окнами галереи. В парке дул резкий, ревущий ветер, из моего плотно закрытого окна мне были видны палатки, по которым струился дождь, безутешные морды лошадей, которых привязали рядами за деревьями в дальнем конце парка, тесными унылыми группками стояли люди, и их костры гасли, не успев разгореться. В фермерских постройках умерло немало раненых. Мэри видела, как на рассвете отправлялись похоронные кортежи – безмолвная серая процессия в дымке раннего утра; по доходившим до нас разговорам мы знали, что их хоронят в Лонг-Миде – долине, расположенной за Плимутским лесом.