Ангел с ледяными пальцами - Андрей Ильин

А этот новый игрок, не вдаваясь в подробности, стал уничтожать всех подряд, смешивая чужие карты. А это очень опасно! Политика есть баланс сил и противоречий, устраивающий всех. И кто бы с кем ни воевал, какие бы жёсткие заявления ни делал, все держат себя в рамочках негласных договоренностей, не залезая на чужую территорию, не переходя опасные границы, иначе может случиться хаос.

А сейчас хаос начался! И что теперь со всем этим делать? Начальство теребит, требует информации. Красивыми отчетами здесь уже не отбрехаться – факты нужны. А их нет! Единственная ухваченная ниточка привела к продавцу оружия. Единственная! И это в такой масштабной операции! Но даже эта ниточка оборвалась… Вернее, почти оборвалась.

Странный персонаж… На вид – клерк средней руки, глазу зацепиться не за что. А оружие гнал оптовыми партиями. Где он его брал? Откуда у него столько денег на закупки, кто его субсидирует? Где его аппарат помощников, где его армия, ведь армия должна быть! Как ее можно спрятать так, чтобы ни одной зацепки?

И его побег! Так клерки не бегают! Так бегают профессионалы самого высокого уровня. Так продумать и так исполнить задуманное – это надо уметь! Кто он такой, черт побери? Непонятно. Где он? Неизвестно. Ясно одно – он ключ к разгадке этого мутного кроссворда. Пока единственный ключ. Без него ее не разгадать! Значит, его надо искать – всё здесь перевернуть, всё с ног на голову поставить, но найти!

* * *

Руки… Ноги… Голова… Не шевельнуться. Да что же это за напасть? Второй раз за неполные сутки.

Открыть глаза.

Свет и улыбающаяся рожа спасителя напротив. А он, оказывается, и не спаситель. А кто тогда?

– Очухался? Молодец. Быстро от наркоза отошел.

– Зачем ты меня?

– Так ведь ты бы сопротивлялся, ручками махал, зашибить меня ненароком мог. А так – милое дело. Головка не болит?

– Ты кто?

– Извини, не представился. Серёга я, Рябушкин. Сын своих родителей.

Рябушкин? Что-то очень знакомое. Слышал он это имя. Кажется, от Помощника.

– Не тупи. Исполнитель я твой. Ты меня завербовал на дела свои мокрые.

Да, верно, вспомнил. Был такой.

– Откуда ты обо мне узнал?

– А это важно?

– Для меня да.

Подумал… Ответил:

– Помощник тебя сдал со всеми твоими потрохами.

Значит, Помощник…

– Не только мне сдал, но и приятелям твоим, которые за тобой бегали, слил. Гнилой был дядя.

– Был?

– Ну да. Был, да весь вышел. Так что ты не дрейфь – обрублен кончик, дальше информация не пойдет.

– Как ты его?

– Споткнулся твой Помощник. На мне споткнулся. Споткнулся, упал и помер. И другие тоже споткнулись, которые на него ишачили. Нет их. Можешь спать спокойно. Всё нормально. Ты наследил, а я за тобой прибрал. Мне нетрудно.

И всё равно ни черта не понятно.

– А на дороге ты как оказался?

– Прогуливался мимо с баулом женской одежды на заднем сиденье. Ну, ты сам-то подумай.

– За мной приехал?

– За тобой. За кем еще? Не за Зухрой же.

И всё равно ничто ни с чем не вяжется! Как он смог?

– Как ты смог меня найти? Как узнал, что я буду именно в этом месте в это время?

– Любопытный ты, но я расскажу. Теперь расскажу. Я раньше приехал, загодя. Не люблю опаздывать, не люблю догонять. Приехал, место получше в партере занял, чтобы в проходе не толкаться.

– Так ты…

Выходит, он не вдогонку и не случайно там оказался. Не было никакой спонтанности…

– Только я не туда приехал, я совсем в другое место приехал. И оттуда тебя отследил. С самого начала. С начала и до конца. До каземата. Дальше пройти не смог. Ну а потом выхода твоего ждал на подмостки. Уж думал, что не дождусь. Переживал сильно. Но ты оправдал, ты – появился. Прямо как герой-любовник, улепетывающий от законного мужа. В окно вывалился.

– Ты видел?

– Конечно, видел. Я ж говорю: место в партере занял, оттуда сцена как на ладони. Смотрел на твои упражнения.

– Но зачем?

– Затем за самым.

Неужели?

– И когда я убегал, тоже видел?

– Видел.

– И когда меня пулеметчик…

– И это видел. И тебя и его. Помог, чем смог.

– Помог? Ты? Чем?

– Ну, ты наив. Поди, в сказки со счастливым концом веришь? В шапки-невидимки и сапоги-убегалки? Впрочем, в твоей шкуре любой в чудо уверует. Ну, ты сам прикинь: как можно из чужого, не пристрелянного пистолета, на бегу, запыхавшись, за двести метров, пулю в цель влепить в башку стрелявшего в тебя пулеметчика?

Ну да, верно он говорит, трудно, практически невозможно. Совершенно невозможно! А он тогда решил, что смог. Но это получается…

– Так это… был не я?

– Увы, нет… Ты, конечно, крут как грохотка вареных яиц, но не до такой же степени, чтобы одной пулей сто врагов свалить. Не надо тянуть на себя одеяло супермена. Тот расклад был против тебя. Без шансов. У тебя был пистолет, я так понимаю, с единственным патроном. Поди, для себя берег. У меня винтарь с оптикой, глушаком и полной обоймой. Я тебе помог. Отчего не помочь хорошему человеку, чтобы он меткости своей порадовался? Ты стрелял, и я стрельнул. Ты в божий свет, как в копеечку, а я куда надо. А ты приз за меткую стрельбу себе потянул. Да мне не жалко. Вот и весь сказ про чудо-снайпера. Извини, если разочаровал…

Да, всё так и было. Так, а не как представлялось раньше! Всё сходится… Не он, а вот этот Серёга стрелял из винтовки и попал, потому что для винтовки триста-пятьсот метров не расстояние. Вот и всё чудо. Сплошная проза. Не бывает в жизни чудес – нет, не бывает! Нельзя с пистолетом против пулемета, тем более с единственной пулей! Всё понятно. Но… непонятно. И не всё! Потому что вряд ли он торчал там ради спасения его заблудшей души. Он ведь не знал, не мог знать про побег. Вряд ли для этого он в пустыне залег. А для чего? Совсем для другого!

– Значит, спас меня?

– Так и есть. Спас.

– И для этого, говоришь, выслеживал меня, шкуркой своей рискуя? И ты думаешь, я тебе поверю? В благородство твое?

– А ты поверь! Вот же ты – живой.

– Только связанный.

– Не без того. Но лучше быть связанным пленником, чем свободным от пут мертвецом.

– Давай начистоту.

– Давай.

– По мою душу ты прибыл?

– Ну да, я же говорю.

– Но не для того, чтобы спасать, а чтобы чистить. Меня – чистить!

– Момент, поправочка. Спасти, а если не получится, то… Но только, если не получится. Не должен был я тебя живого в чужие руки передать. Не мог такого допустить. Сам понимаешь. В твоей голове много чего.