Могрость - Елена Маврина

class="p1">Аня торопливо перешагнула выпирающие корни.

– Я припоминаю это место.

– Была здесь?

– Не помню точно. У озера разбили лагерь.

– Археологов? Да. Зенков всегда вился рядом с ними. Я помню, вы с братом часто лазили у раскопов.

– Здесь многие лазили, – напомнила, прокручивая в голове вопросы: «Что с Витей? Неужели мы ошиблись?» – А твой дядя запрещал. Он знал какую-то тайну?

Ане хотелось добавить: «Тайну могрости. Тайну, в которую посвятил тебя».

– Дядя знал все местные байки, – согласился Сыч. – Старики многое помнят.

– И молчат, – добавила она.

– Молчат. Доживают до старости.

Они вышли из леса. Степь выедала белизной зрение. На обочине грунтовой дороги стоял внедорожник. Сыч открыл дверцу, приглашая ее внутрь, но Аня заколебалась.

– Неважно выглядишь, – заметил он, оценивая угрозу ее заминки.

Она уперла немеющую руку в бок.

– Столько пройти с непривычки. Дай минуту.

Голова кружилась. Сыч приблизился, протянул руку. Аня прижала ладонь к лицу, оступилась, с трудом удерживая равновесие. Он подхватил ее под локоть, но Аня лишь отмахнулась от помощи, чувствуя на верхней губе тепло.

– У тебя кровь, – указала бесчувственным пальцем. – На лице. Я испачкала.

Она прижала перчатку к носу, с трудом фокусируя внимание на автомобиле. Сыч пригнулся, заглянул в зеркало заднего вида и наобум потер щеку, будто намеренно избегая густого мазка на гладком подбородке. Он вернул ей презрительный взгляд и широко улыбнулся, выпячивая ряд неровных зубов.

– Не робей, Нюта, – произнес глумливо. – Я отвезу тебя к брату.

***

На остановке толпились жители: тревожные лица, жесты в сторону леса. Возле дома Лесохиных серела служебная «Приора» с мигалками, вдоль забора расхаживал Витя. Аня выскочила из авто, пересекла дорогу.

Заметив ее, брат смиренно остановился.

– Что случилась? – заглядывала Аня за его плечо на немые окна. – Где Гриша?

– Увезли на скорой. Байчурина задержали. Прости. Я надеялся тебя уберечь.

Глава 15. Хитросплетения

Пасмурная погода подпортила идиллию всеобщего ожидания лета. Майские отгремели, а солнце спало за тучами. Моросил дождь. Аня шагала под зонтиком по аллеям Южного парка, глядя под ноги, изредка – на пустые скамейки. После пар она не спешила в пустую квартиру: вдыхала землистую сырость и, робея от прохлады, невольно вспоминала события трехмесячной давности.

В душе кислотой жгло негодование. Она была права, была так близка к разгадке. И что теперь? Скоро последний звонок, а ей запрещено поздравить брата с окончанием школы. Он сменил номер, оборвал связи. Бабушка горстями пила таблетки, медленно шла на поправку и страдала забывчивостью. Дядя уехал на Север. Весь дым могрости улетучился с отъездом из Сажного, шрамами напоминая о пережитых ужасах.

Перед глазами вновь выросли кованные ворота, палец немел, но давил кнопку звонка. Калитку открыла Надя: ни проблеска прежней улыбки, чернеющая неприязнь в глазах.

– Что случилось? – испуганно спросила, кутаясь в шубку. – Это кровь на лице?

– Где Рома?

– Уехал. С Костей в отделение.

– Позвони ему! – громко потребовала Аня, вытирая губы и нос влажной салфеткой. Металлический привкус крови во рту вызывал тошноту.

Взгляд Нади ожесточился.

– Не думаю, что ты в праве требовать.

– Он лжет! Ты знаешь, что лжет! Байчурин не нападал на Гришу. Клевета. Это не он.

– Полиция разберется.

– Надя, – Аня схватила ее за руки, – это Сыч надоумил, да? Ты ведь знаешь, что Сыч его подговорил? Он его окончательно сломил. Отчим и он.

Нади скинула ее руки с запястий, с отвращением отходя за калитку.

– Костя?.. Опять Костя, естественно. Аня, пора забыть подростковые обиды.

– Послушай! При чем тут обида? Я не обижена на него, я видела…

– Это подло. – Надя выставила ладонь, отворачиваясь. – Месть – это подло. Ты еще встретишь свою любовь. Не стоит нам завидовать. Лоре с Костей сложно временами. Отношения – огромный труд, уступки, понимание…

– Прекрати! – Аня едва сдерживалась, чтобы не схватить Надю за ворот шубки, не потащить насильно к служебной «Приоре» у дома Лесохиных. – Речь об убийствах в Сажном. О смерти Тани.

Упоминание о Тане немного пошатнуло несокрушимость мнения. Надя насторожилась. Из двора гусыней вперед подруги выступила Лора:

– А! – закатила она глаза под лоб, сплела руки. – Примчалась защищать Байчуру? Серьезно, Руднева? – Скептически повела белой бровью. – Еще тот типец. Живет отшельником. Его видели у разваленного моста. И вот, теперь покалеченный мальчик в подлеске.

Аня разразилась упреками:

– Это не он! Вы ведь знаете! Вы знаете? – Она сощурила глаза. – Вам плевать, да? Вы их покрываете? Неужели совесть не гложет? Они причастны. Они причастны к смертям!

Надя зарделась, а Лора подалась бульдогом:

– Ты в своем уме? Какие смерти? Прекрати орать!

– Я их видела в лесу! Ярмака и Сыча. Я видела их!

– В лесу охота. Волки. Руднева, у тебя шашни с Байчурой?

Лора и Надя хохотнули, переглянулись. Аня толкнула Лору.

– У Полевки когти прорезались?

– Это у тебя шашни! – огрызнулась Аня. – Твой парень – убийца.

Лора балансировала на острой грани рукоприкладства, и Аня уже сжала кулаки, готовая драться бездумно, яростно. Но вмешалась Надя:

– Муха был на охоте, – суетилась между Лорой и Аней, – он тоже видел, как Байчурин шел следом за Гришей. То, что он вызвал скорую не отменяет факта…

– Смирись, Аня! – Лора угрожающе наступала. – Косте ты глубоко безразлична.

Опять старая песенка. Можно уехать, найти друзей, сменить весь образ жизни, а для кого-то остаться на мертвой точке, обвешанной фальшивыми ярлыками. Аня приказала себе стоять на месте.

– Лариса, ты была заносчивой дурой – дурой и останешься. Открой глаза, защити хоть раз брата.

Перед носом Ани со стуком закрыли калитку, оставив упреки тлеть под воротами. Она фыркнула, крутнулась идти – остановилась и выкрикнула зло, но как-то безнадежно:

– Когда Гриша придет в себя, он подтвердит! Он всем расскажет, кто напал на него! Все узнают правду!

Но правды никто не узнал. Гриша очнулся на вторые сутки с перебинтованной головой и уперся, что его преследовал худой старикашка в камуфляже. Он упал – провал в памяти. Байчурина отпустили. В кратком телефонном разговоре лесничий поделился с Аней, что в тот злосчастный день Гриша позвонил ему во втором часу: в панике вопил о бегстве, о коттеджах. Байчурин пустил Грома по следу, ворвался в подлесок – там и обнаружил на снегу Гришу с проломленным затылком. Вызвал скорую помощь. Спустя час его арестовали по показаниям свидетелей – Сыча и Ярмака. Витя онемел как рыба, а Байчурин махнул рукой на могрость, войнугов и правду, посоветовав ей тоже уносить ноги из гнилой ямы, обозначенной на картах поселком.

Витя избегал сестру, помалкивая угрюмо, пока не приехали мама и бабушка. Дядя Толя обвинил Аню в дурном влиянии