Престидижитатор Сталина - Квинтус Номен

все найти удалось — так что огромное спасибо Бибикову за то, что он в Калугу сразу двух врачей нашел и всячески фельдшерское училище опекать стал. А я со своей стороны старался помочь чем мог, однако, по большому счету, помочь я мог лишь деньгами… хотя, если, скажем, не рассматривать хирургию, медицинских знаний у меня было скорее всего больше, чем у любого нынешнего врача. Много больше: я точно знал, что такое микробы и чем важна элементарная санитария и гигиена. И мог бы это врачам объяснить — но некому объяснять было. Так что пока я ограничился тем, что за отдельное спасибо направил дюжину выпускников Одоевской гимназии в московский университет на медицинский факультет и столько же — в Московское отделение Санкт-Петербургской медико-хирургической академии. Вообще-то последняя готовила врачей исключительно военных, однако известная сумма, выданная вполне конкретным лицам (как в Академии, так и в курирующих ее органах) давала возможность моих «стипендиатов» от армии оградить…

Вот только сумм разных требовалось все больше и больше — однако и «поле деятельности» у меня становилось все шире и шире.

В тридцать втором году население Баку превысило три с половиной тысячи человек, из которых три тысячи проживало в городской крепости — и были это в основном военные и их семьи. И столько людей в городе было уже много, хотя бы потому что в нем практически не было питьевой воды. Поэтому земли вокруг города стоили каких-то чисто символических денег, а продавались они — как местными баями, так и казной — с большим удовольствием. Казна особенно радостно продавала землю если ее предполагалось заселять привозимыми их России мужиками. Ну а мне-то что, мужиков в России много, а цены… в Псковской губернии за двести тысяч рублей у меня вышло прикупить тридцать тысяч взрослых и почти столько же детей. Но вот перевезти всю эту толпу на Апшерон было тем еще квестом.

Просто потому, что перевезти их было проще всего по воде, то есть по Волге — но какой-то лихой шотландец выторговал у еще предыдущего царя «эксклюзивное право» строить на Волге пароходы. Причем право имел, а пароходы практически не строил…

Я не удержался и скатался в Петербург, где — после довольно непродолжительного ожидания — встретился с Александром Христофоровичем. С ним слегка пообсуждал важность заселения Кавказа в свете защиты от возможных поползновений со стороны разных персов и османов, а затем пожаловался на возникшую проблему:

— Эта шотландская сволочь запрещает мне строить пароходы, на которых я могу весь народ куда надо перевезти. Не мне надо, а Державе — и лично мне кажется, что иностранец умышленно и целенаправленно действует во вред нашей стране.

— Привилегия есть привилегия…

— Именно поэтому я к вам, Александр Христофорович, и пришел. С целью уточнить два вопроса: как выданная в семнадцатом году десятилетняя привилегия может действовать до сорок третьего года и что с этой привилегией будет, если обладатель оной случайно, скажем, отправится на аудиенцию к выдавшему ее Императору.

— Привилегия, если я верно закон понимаю, перейдет к его наследникам, — Бенкендорф ответил на мой вопрос с небольшой задержкой, вероятно не сразу проникнувшись не высказанной явно идеей. Но когда проникся, даже хмыкнул, но все же постарался ответить с серьезным лицом. И у него почти получилось…

— То есть на встречу с императором нужно будет отправить его вместе со всем семейством…

— Никита Алексеевич, вы прекрасно знаете, что я буквально восхищен вашими инженерными талантами, до сих пор не понимая, как вы умудрились всего за два года увеличить выпуск железа более чем вдвое. Но, мне кажется, вам отнюдь не следует заниматься иной деятельностью, которая может быть истолкована как… как противоправная.

— Я же просто спросил. А что наглому шотландцу уготовит судьба — сие никому пока еще неизвестно.

— Еще раз: не следует вам думать о деяниях противоправных, но вы совершенно верно с вопросами вашими ко мне пришли. Обещать не стану, но скорее всего завтра к обеду я попробую вам дать ответ на первый ваш вопрос. А если ответ сей вам не понравится… то есть если он не понравится мне… я думаю, что… давайте в пятницу вечером, часикам к шести пополудни вы ко мне снова зайдите — до пятницы я ответы точно получу — и мы вместе подумаем над прочими вашими вопросами.

Разговор этот случился во вторник, но до пятницы мне ждать не пришлось: Бенкендорф позвал меня уже в среду вечером:

— Должен сказать вам, Никита Алексеевич, что ваши мысли о деяниях противоправных меня несколько расстроили, и я поделился своим расстройством с Государем. Предварительно вызнав, что привилегия, о который вы упомянули, истекла уже пять лет как. Так что — передаю вам ответ Его Императорского Величества дословно: по поводу постройки пароходов шлите этого Берда в жопу, — и, глядя на мое несколько удивленное лицо, рассмеявшись, добавил: — Я по должности почитываю газету, что издает супруга ваша, да и Император особо забавными экзерсисами супруги вашей не пренебрегает. Вот и набрались выражений соответствующих, вы уж не обессудьте. А шотландец, скорее всего, отныне казенных заказов более не получит, ну если вы за них возьметесь конечно. И если с ваших заводов потребное здесь вообще доставить можно будет. Да, кстати, раз уж разговор о заказах пошел: тут к Императору один австрияк приехал, с предложением железную дорогу выстроить от Петербурга до Москвы. И при этом желает получить привилегию на двадцать лет на всё строительство железных дорог в России. Император интересуется: а вы бы за такое строительство взялись?

— Шестьсот пять верст… это довольно много. Если однопутную дорогу класть, то потребуется… шесть миллионов пудов рельсов, если двухпутную — а иначе дорогу и строить смысла нет, то…

— То есть не возьметесь.

— То быстрее, чем за три года, я ее выстроить не смогу. А чтобы ее все же выстроить именно за три года, я попрошу у Императора кое-что, в деле строительства необходимое.

— Я понял, и во что вы оцениваете потребные затраты?

— Ну раз поняли, то слушайте, — я широко улыбнулся. — Возле Никополя, я потом покажу где точно, поместье в пять тысяч десятин: с тамошней рудой рельс прослужит не пять лет, а двадцать пять. Неподалеку от столицы, в устье Луги скажем, поместье десятин в тысячу: там я завод выстрою чтобы все потребное на месте делать, а не тащить подводами из Москвы. Еще, пожалуй, одно поместье в районе поселения с названием Кривой Рог, я тоже покажу где. И, последнее, на реке Кальмиус, где нынче