Крест Иоанна Кронштадтского - Юлия Алейникова

– Хотите, мы вам поможем? – поддавшись душевному порыву, предложила Таисия и тут же поймала предостерегающий взгляд Тамерлана.

– Что вы, это же неудобно. И потом… – Нина Константиновна с ревнивой озабоченностью осмотрела свои хоромы, – вдруг хозяева хватятся.

– Действительно, будет неудобно, – поддакнул ей Тамерлан, и хозяйка успокоилась.

– Так зачем я вам понадобилась, молодые люди? Вы говорили что-то насчет Зоеньки?

– Совершенно верно, – наклонился к хозяйке Тамерлан. – Вы, наверное, знаете, что Зоя Борисовна пропала?

– Разумеется. Мне звонила ее домработница, и полиция тоже заходила. Но, увы, я совершенно не представляю, что могло с ней произойти. И, признаться, не понимаю, почему вас так заботит судьба Зоеньки. Вы ее родственники?

– Нет. А разве она общалась со своими родственниками? – мгновенно уцепилась за интересную тему Таисия.

– Нет. Но ведь теперь, когда она пропала, встанет вопрос наследства, вот я и подумала, – пояснила Нина Константиновна и, достав из кармана брюк пачку «Кэмела», спросила с извиняющейся улыбкой: – Вы не возражаете? Отвратительная привычка, но в годы моей молодости вся интеллигенция обязательно должна была курить и пить черный кофе. У нас на химфаке круглосуточно висела сизая табачная дымка во всех коридорах и туалетах. Вентиляция в те годы была примитивной и совершенно не справлялась, – затягиваясь с видимым удовольствием, рассказывала Нина Константиновна. – Сейчас времена изменились, в моде здоровый образ жизни, а я вот смолю по старинке. Коллеги, особенно молодые, не одобряют. Но терпят – все же завкафедрой, глава ученого совета, профессор и прочее, – усмехнулась она жесткой скупой улыбкой, от которой лицо ее мгновенно преобразилось и от опереточной примы в нем не осталось ни капли. – Так о чем это мы? Ах да, родственники… Так кто же тогда вы?

– Я экстрасенс, к которому обращалась Зоя Борисовна за помощью, – краснея, пояснил Тамерлан. Рядом с профессором точных наук, да еще и главой ученого совета, он сам себе казался шарлатаном и недоучкой. Хотя университет окончил, и весьма успешно. Правда, факультет выбрал философский. Он казался Тамерлану наиболее близким к избранной стезе. Звучит-то как глупо: «стезя», поморщился мысленно Тамерлан. Слова о «стезе» принадлежали Аристарху, другу и наставнику. Вот тот никогда не смущался своим родом занятий и не пасовал ни перед кем. Даже перед профессорами, которые к нему, к слову сказать, тоже частенько захаживали.

– Экстрасенс, – повторила медленно Нина Константиновна. – Понимаю. Зоенька в последний год совершенно отчаялась. А все ее мамаша, хоть бы уж преставилась, в самом деле, и дала наконец Зое хоть немного покоя, – давя сердито в пепельнице окурок, пожелала профессор химии.

– При чем здесь ее мать? – спросил Тамерлан, стараясь не выказать нетерпения.

– Разве Зоенька вам не рассказывала? – с удивлением переспросила Нина Константиновна, закуривая новую сигарету и включая пультом кондиционер. – Вся причина в ней. Это она сломала Зое жизнь и даже сейчас не хочет оставить ее в покое.

– Нина Константиновна, расскажите, пожалуйста, возможно, эта информация прольет свет на исчезновение Зои Борисовны, – попросил Тамерлан.

– Вряд ли это прольет на что-либо свет, но… извольте, – после секундного раздумья согласилась Нина Константиновна. – Надеюсь, Зоя на меня не обидится. Не знаю, говорила ли она вам, но Зоя – потомок старинного дворянского рода. Ее прадед служил при дворе последнего императора.

Тамерлан и Таисия с искренним интересом смотрели на Нину Константиновну.

– Незадолго до революции прадед встречался с Иоанном Кронштадтским, их семья тогда жила в Петербурге. Старец благословил вельможу, кажется, он служил камергером, и подарил на память крест, который, по словам самого старца, должен был хранить их род в горниле грядущих бедствий. Прадедушка-камергер умер вскоре после расстрела царской семьи, крест перешел на хранение к его вдове, а позднее к старшей дочери. Сыновей у камергера не было. У дочери имелись две собственные дочери. Тут уж, как в сказке: одна умная, а вторая… Впрочем, не мне судить. На долю этого поколения выпало столько испытаний, – словно оправдываясь, взмахнула неопределенно рукой Нина Константиновна, – да и вообще, неэтично по отношению к Зоеньке. Так что имейте в виду, все оценки в этой истории принадлежат исключительно мне. Беспристрастность – прекрасная вещь, особенно ценна в науке, но вот в жизни я, увы, на редкость субъективна. Так вот, младшая внучка камергера была законченной дурой. Так случилось, что старшая из сестер погибла при трагических обстоятельствах, и некий недобросовестный сотрудник правоохранительных органов, воспользовавшись юностью, неопытностью и доверчивостью, выманил у младшей драгоценный крест. Пообещал глупышке раскрыть тайну гибели ее сестры, якобы засекреченную. Та поверила и отдала крест, не сказав ни слова об этом матери. Просто стянула потихоньку, хотя прекрасно понимала его ценность. Уж ее-то, в отличие от большинства детей той эпохи, воспитывали в христианских традициях. Но видимо, коммунистическая пропаганда и комсомольская организация сделали свое дело. В общем, девица отдала крест, а когда об этом узнала семья, ее прокляли и изгнали. То есть выгнали из дома и отлучили от семьи. Ей тогда было шестнадцать, барышня как раз перешла в десятый класс.

– Господи, какой ужас! – воскликнула Таисия. – Ее что, в прямом смысле выгнали из дома просто так, на улицу?

– Да, собрали чемодан, дали десять рублей и выставили за дверь, запретив возвращаться. Они вычеркнули девушку из своей жизни, – кивнула Нина Константиновна.

– Хорошо, мать – это еще можно понять, ей принадлежал крест. Хотя тоже в голове не укладывается. Но отец? Почему он позволил? – никак не могла успокоиться Таисия. Что бы ни натворила девушка, мера была слишком сурова, к тому же она была еще в сущности ребенком. И вообще, как это возможно, выгнать из дома родную дочь из-за какого-то креста, пусть и очень ценного?

– Отец девушек погиб на фронте, выгнали ее из дома мать и тетки. Крест был семейной реликвией, и утрата его, по легенде, грозила бедами всей семье. А времена стояли на дворе страшные. Сталинские репрессии – это вам не шутки, особенно для семьи с таким происхождением.

– Все равно не понимаю, – покачала головой Таисия.

– А дальше что было? – встрял Тамерлан, решив, что Тасины эмоции уводят их в сторону от главного.

– Девушка, вероятно, от отчаяния, уехала в Ленинград, устроилась там на завод.

– На завод в шестнадцать лет? Какой ужас! А почему в Ленинград? Почему нельзя было остаться в Москве, ближе к дому, к друзьям? – снова перебила рассказчицу Таисия.

– Вероятно, она осознавала свою вину, ей было стыдно попадаться на глаза родным или объяснять друзьям, что с ней случилось, за что ее выгнали из дома, – пуская в потолок густые струйки дыма, размышляла Нина Константиновна. – Дело было летом, каникулы. Сперва она, конечно, попыталась разыскать человека, которому отдала крест и который обманул ее. Естественно, безуспешно. Жила сперва у друга, потом на вокзале. Затем решила уехать. А в Ленинград, наверное, потому, что до революции там жила их семья, она слышала много рассказов о той жизни. О собственном особняке, о даче в Царском Селе. Подалась, так сказать, на историческую родину, – усмехнулась Нина Константиновна. – А что касается завода, то ничего страшного тут не было. После войны жизнь была тяжелая, многие молодые люди остались сиротами, чтобы продолжать учиться, им приходилось работать. Специальности у них не было, они шли на заводы, – пожала плечами Нина Константиновна. – Обычное дело. Мой отец тоже учился на вечернем. Бабушка после войны осталась вдовой с тремя детьми, приходилось туго.