Три последних дня - Анна и Сергей Литвиновы

Пациентка почувствовала его взгляд и обернулась. Нет – лицо, увы, оказалось вовсе не Юлиным. Столь же молодым и свежим, однако с совсем другими чертами. Нос – крупнее. Иные брови и разрез глаз. А вот сами глаза – ужасно похожи, та же бездонная синь. Но рот и подбородок чуть более мелкие. Губы – значительно у́же и с опущенными уголками. Словом, девушка походила на Юлю, как походила бы на нее сестра – даже не родная. Максимум сводная.

Но какова природа! Вот это фокусы! Вот это шутки! Она наградила совсем чужую женщину той же самой фигурой и повадкой! «Интересно, – пробежала непрошеная мысль, – а целуется эта красотка так же, как Юлия?»

– Здравствуйте, доктор! – проговорила женщина на идеальном английском.

Акцент американский, машинально отметил Миро, скорее всего, она – с восточного побережья, с севера страны. Нет, эта дама совершенно не может быть русской.

Он по-прежнему хранил молчание, и пациентка насмешливо спросила:

– Со мной что-то не так?

– О, извините, – смутился Мирослав. Надо было как-то объяснить свою окаменелость, хоть что-то сказать. Однако признаваться женщине, что она похожа на другую, тем более при первой встрече, чистое безумие и лучший способ потерять ее навсегда. И тогда Красс повторил то, что говорил уже множеству пациенток: – Я просто поражен вашей красотой.

Ее глаза потеплели, и в тот самый момент Миро уверился: они будут вместе. Он не знал – когда, как долго продлится их связь и насколько тесной душевно будет. Но что они однажды лягут вместе в койку, он не сомневался. Похоже, что-то для себя в тот краткий миг решила и она. Но что – он пока не знал.

* * *

Врача и пациента всегда связывает невидимая нить. Сколько романов начиналось во врачебных кабинетах! А уж сколько кратковременных связей и адюльтеров знают жесткие кушетки смотровых и процедурных, ординаторских, перевязочных и даже операционных! А сколько браков сотворилось – или распалось – со слов доктора: пожалуйста, раздевайтесь!

Американка стала первой пациенткой, которую от начала до конца вел Мирослав. Он не позволял себе с нею ничего личного. Никаких вольностей даже в разговорах, все строго по делу. Первым делом обсудили ее будущую внешность. Мирослав показал портрет, выполненный карандашом (в ту пору век компьютеров еще не наступил). Он нарисовал его за один вечер, вдохновенно, по памяти, но получилось похоже – очень похоже. Любой, знавший русскую девушку Юлю, опознал бы ее в портрете.

Оставалось убедить американку, что именно эти губы, брови, глаза будут для нее самыми выигрышными. Пациентка, разумеется, внесла в рисунок свои правки. И Мирослав горячо поддержал ее, однако сделал все по-своему.

Операция прошла без осложнений.

И вот настал момент снятия повязок. Эту процедуру Мирослав никогда не доверял сестричкам. Всегда, с начала до конца, все делал сам. И уж тем более в одиночку он действовал в тот день.

Девушка – лицо забинтовано, сидит на кушетке, чуть сгорбившись и играя в равнодушие, – вся была напряжена. Мирослав, снимая повязки, оказался настолько близко, что чувствовал ее запах: не духов или дезодоранта, а личный, нутряной, ни на что не похожий. У него кружилась голова, и пару раз он был вынужден прекратить свое занятие и отойти к окну – возникала спонтанная эрекция.

А когда наконец марля, прятавшая ее лицо, была размотана, он протянул пациентке зеркало. И сам стал всматриваться в ее черты – с жадностью и замиранием сердца, какого ни разу после операций еще не испытывал. Лицо пациентки представляло один сплошной синяк – однако тренированный взгляд хирурга разглядел новые черты и понял, что теперь американка как две капли воды похожа на русскую – Юлю Садовникову.

А та, рассмотрев себя в зеркале, вдруг заплакала, закрыла лицо руками.

– Ну, что ты? – мягко спросил Мирослав.

Пациентка замотала головой:

– Нет, это не я!

– Но ты же прекрасна!

– Нет, нет!

– Ты очаровательна, восхитительна, великолепна! Жаль, я не смогу поцеловать тебя в губы – тебе будет больно, но дай мне твои руки.

Она оторвала от лица и протянула ему две свои мокрые от слез длани. Он взял их в свои, поднес к губам и стал покрывать поцелуями.

– Что ты, Миро, не надо, – прошептала она.

Но он уже целовал ее подключичную впадинку…

* * *

– Уедем! Вместе. Прямо сейчас, – говорила она ему.

– Дорогая, но я же работаю.

– У меня теперь много денег, и я куплю тебе новую клинику.

– Перестань. У меня обязательства перед Стефаном.

– Ты подписывал с ним контракт?

– Нет, но…

– А на нет и суда нет. Пойди к нему и скажи, что увольняешься.

Американка выписалась из клиники и поселилась в отеле. Теперь они встречались там.

Ее горячность, ненасытность сводили Мирослава с ума. Он хотел ее всегда. И она, казалось, всегда была готова. Он с ней словно плавал в расплавленной лаве страсти, с трудом отлеплялся от нее. И ему трудно и больно было представить, что вскоре она уедет и они расстанутся навсегда. Нет, нет! Он готов на все, чтобы сохранить ее.

…Когда Миро озвучил Стефану свое решение уволиться, тот помрачнел. Затем сказал:

– Я прибавлю тебе жалованье.

– Нет, я не за деньгами к тебе пришел.

– На двадцать процентов.

– Нет.

– На тридцать.

– Не в деньгах дело.

– А в ком? В той американке?

– Какое это имеет значение!

– Значит, в ней… Послушай, у тебя сейчас хорошее место. И приличная зарплата. А будет еще больше. И ты уйдешь из-за нее? Где будешь работать? На что жить?

– Это мои проблемы.

– Ну, что ж. Неволить не стану. Хочешь уйти – уходи. Только дай мне пару недель, чтобы я нашел тебе замену.

В последующие дни Стефан был с Мирославом приветлив. Он, казалось, преодолел и обиду, и неудобство, что причинял ему уход хирурга. В один из дней пригласил их с возлюбленной обоих на, как он выразился, отвальную пирушку. Они втроем отправились в ресторан неподалеку от Галатского моста. Им подавали камбалу, тушенную в вине, и баклаву. Обед завершили кальяном и просмотром танца живота.

А когда втроем они вышли на сонные темные улицы, из подворотни скользнули две тени. И тут же немедленно куда-то исчез, прямо-таки испарился Стефан – словно и не было его с ними. А Мирослав с девушкой оказались лицом к лицу с двумя мрачными парнями.

«Дьявол!» – ругнулся про себя Мирослав. Как назло, в бумажнике у него лежало несколько сотен баксов. Специально взял побольше, чтоб на спутницу впечатление произвести.

Однако деньги нападавших, как оказалось, не интересовали.