Вкус к жизни. Воспоминания о любви, Сицилии и поисках дома - Темби Лок

существования мог похвастать скорее количеством поголовья скота, а не жителей. Кухня в доме его семьи оставалась стойлом для мула до тех пор, пока он не становился подростком. А в его детстве на весь город был только один телевизор. И хотя я не видела детских фотографий Саро, я легко могла себе его представить, с круглыми коленками, шапкой густых черных волос и пронзительными любопытными карими глазами. Он был слишком умным для своей однокомнатной школы, ужасно чувствительным и мог прополоть грядку артишоков так же быстро, как и мальчишка вдвое старше его. У себя под кроватью он держал книгу со стихами, чтобы читать перед сном. Но оставалось так много всего, о чем я еще не знала.

У Саро не было завышенных ожиданий насчет этой поездки. Но он сказал, что даже если встреча с его родителями не состоится или, даже хуже, если я встречусь с ними и они мне не понравятся, он обещает, что Сицилию я полюблю. Насчет этого он был абсолютно уверен. Мне хотелось ему верить, поскольку я понимала, как много значит для него моя любовь к Сицилии. Поэтому я ответила: «Конечно», тайком переместив свои ожидания с Сицилии чуть подальше – на поездку по Марокко.

Хотя сразу же, как только мы приземлились, я оказалась очарована. Сицилия манила своим сапфирово-синим морем и засушливыми скалистыми землями, которые без предупреждения переходили в зеленеющие поля маков.

Мы отдали наши паспорта на проверку и зарегистрировались в маленьком семейном отеле на северо-восточном побережье возле Чефалу. Следующие десять дней ему предстояло быть нашим домом. Для меня, афроамериканской женщины. И для Саро, сына Сицилии, который женился на иностранке, даже не подумавшей взять себе его фамилию, юридически или неофициально.

Отель «Байя дель Капитано» стал нашей базой для отдыха после перелета и времени, которое мы собирались потратить на то, чтобы наладить линию связи для общения с семьей Саро в городе в сорока минутах езды от нас. Ресторан при отеле стал нашей второй гостиной. Мы читали там газеты, общались с персоналом, обедали с шеф-поваром. Продукты, которые я пробовала, имели свой первоначальный, насыщенный вкус, а все, что я ела до этого, теперь казалось каким-то жалким подобием. Я поглощала томаты, фенхель, спаржу и апельсины – жареное, запеченное, тушеное и превращенное в блюда, которые были острыми, но нежными, насыщенными, но простыми. Этот остров все сильнее зажимал меня в своих объятиях, с каждым проглоченным кусочком.

И это не было так, будто я смотрела на эту неизвестную мне часть мира глазами коренного жителя. Это был возвышенный взгляд глазами и через истории кого-то, кого я глубоко любила. Саро стал моим проводником в сердце своей культуры, своего языка и своей кухни. Я начала сопереживать той его части, которая была склонна предаваться воспоминаниям после просмотра «Нового кинотеатра “Парадизо”» или «Почтальона» – кинематографических портретов островной и, в частности, сицилийской культуры.

Здесь, на Сицилии, мы занимались любовью рано утром, под звуки церковных колоколов, а затем торопливо собирались, ведомые жаждой эспрессо и удовольствия от разговоров с местными. Мы еще больше влюбились друг в друга, когда мужчина, за которого я вышла замуж, кристаллизовался, сфокусировался, словно я увидела часть его, которая оставалась незамеченной, пока не появился нужный контекст. Его дом делал его больше самим собой. Встречу я его родителей или нет, это путешествие привязало нас друг к другу еще прочнее. Мы вместе приехали в центр конфликта, как команда, рискуя получить отказ, но с желанием и открытым сердцем. Я начала понимать его спрятанные части, которым нужно было сицилийское солнце, чтобы раскрыться. И внезапно это понимание сделало мысль о вероятной встрече с его семьей менее удручающей. Каким-то странным образом она перестала что-либо значить. По крайней мере, не до такой степени, как я себе представляла. Казалось, в этой поездке я заново вышла замуж за Саро и заодно обручилась с его родиной.

Но мы по-прежнему надеялись на воссоединение с его семьей.

Логистика операции «Воссоединение семьи» была следующей. Каждое утро мы сообщали Франке в городе, что будем в отеле между 17.00 и 19.00, на тот случай если кто-нибудь решит спуститься с гор и прийти к нам. Франка отчаянно хотела увидеться с братом вживую. С момента нашего прибытия она предпринимала попытки заключить мир и убедить их отца приехать вместе с семьей к нам в отель, чтобы встретиться. Семейный кодекс гласит, что если отец отказывается прийти, в таком случае и мать, в соответствии с сицилийскими патриархальными порядками, не придет. А если не придут родители – то и Франка не может. Выход за рамки этого древнего поведенческого кодекса будет считаться признаком неуважения и актом неповиновения. Саро объяснил, что таков был византийский порядок, и если его не соблюдать, это приведет к расколу до самого сердца семейной линии, к войне между сторонами. Джузеппе, согласно своему праву, руководил действиями всей семьи, так же как поступил два года назад относительно нашей свадьбы.

В городе не было тайной, что мы находились меньше чем в двадцати милях, терпеливо ожидая в отеле. Новости распространились, как обычно бывает в любом маленьком городке. Мама Саро просила совета у священника, разговаривала со своими ближайшими подругами. Судя по тому, что Саро мне рассказывал, Франка и его мама «все еще работали над этим». Нам просто нужно было дать этому время. Всякий раз, как он пытался мне это объяснить, я вскидывала руки в защитном жесте и просила налить мне побольше вина.

Между делом каждый полдень мы ждали, потягивая вино или эспрессо, или и то и другое вместе, убивая время, – вдруг кто-то придет повидаться с блудным сыном и его американской женой. Эти полудни в саду были сюрреалистичными. Мы одевались. Я красилась, делала укладку. Выкладывала подарки, которые мы купили в качестве жеста доброй воли. А затем мы ждали, как манекены на витрине, на фоне Средиземноморья до тех пор, пока не становилось понятно, что никто не придет.

Я чувствовала себя так, словно нахожусь в какой-то параллельной вселенной. Сицилия казалась местом, где личностная свобода была отринута и весь город с его людьми находился под заклятием чего-то большего, чем они сами, – истории, традиций, страха возмездия. Мне никогда раньше не доводилось наблюдать за культурой людей, так стремящихся повиноваться клятвам, данным группе, поверх индивидуальности. Саро пытался объяснить мне, что это все было предназначено для того, чтобы сохранить мир. Что семья разделялась навсегда, если жена, дочь или зять решали выступить против главы семьи. Посещение могло состояться только