Беги - Лидия Евгеньевна Давыдова

– Хм, как интересно. Одно время ко мне дети оттуда приезжали на лето, из-за Чернобыля. – Он задумчиво посмотрел вдаль. – Петя и Гриша, я называл их Пьетро и Грегорио.

Судья вернулся к бумагам.

– Видеозапись я во внимание не принимаю, ни одну, – он посмотрел на Бруно, – ни вторую, – он перевёл взгляд на Аниту. – Но насколько я вижу по отчётам экспертизы, а также свидетелей… – Судья громко чихнул, достал из кармана большой тканевый платок и громко высморкался. – Простите.

Он убрал платок обратно в карман и продолжил:

– Так вот. Кажется, что синьора Смирнова подтвердила свою адекватность и способность заботиться о детях в полной мере.

Сначала Анита подумала, что ослышалась. Она изо всех сил старалась не радоваться, но на лице промелькнула довольная победная улыбка, которую Анита тотчас спрятала, выпрямив губы в унылую полоску.

Адвокат Бруно начал громко рассказывать о видеозаписи, о том, что Анита представляет угрозу. О том, что сын в тот вечер находился рядом. Тут судья снял очки, вздохнул и устало произнёс:

– Я же сказал, записи во внимание я не принимаю, хотя на одной из них вы душите свою жену, – он посмотрел на Бруно.

Тот уставился в пол.

– К тому же, – продолжил судья, – похоже, ваш подзащитный не особо рвался увидеть своих детей всё это время. Поэтому в ваших общих интересах договориться. Отбирать права у матери я не вижу никаких оснований.

Судья встал и стукнул молоточком:

– Назначаем следующее слушание. Если не договоритесь, я решу за вас.

Когда они вышли из зала суда, Дарио вытер лоб, расстегнул верхнюю пуговицу, улыбнулся и выпалил:

– Вот теперь, когда мы фактически выиграли, я могу тебе признаться, что у этого судьи был один случай, причём сравнительно недавно, когда он отобрал права у одной, кстати, русскоговорящей. И, – он громко выдохнул, – если честно, я немного волновался.

У Аниты кружилась голова. Она оперлась о стену и спросила:

– Я её знаю… Наташа с виа Моцарт. Как ты думаешь, она правда была плохой матерью?

Дарио снял пиджак и ослабил галстук.

– Понимаешь, такие дела всегда неоднозначны, очень много факторов. И даже если женщину посчитали виноватой, это не означает, что так и есть. Слишком многое влияет…

– Значит, нам просто повезло? – осторожно спросила Анита, всё ещё опасаясь радоваться.

– И да, и нет. Всё-таки ты объективно адекватный человек, нет оснований, чтобы лишать тебя права заботиться о детях.

Анита всё ещё не верила в то, что это закончилось.

– Что будет теперь? – спросила она.

– Сейчас будут переговоры с адвокатом твоего мужа, мы будем настаивать на том, чтобы тебе остался дом и дети жили с тобой. С ним, предполагаю, они смогут видеться только под присмотром, потому что были замечены элементы насилия.

– А где же он будет жить? – вырвалось у Аниты. – Со мной?

– Ну нет, конечно, он съедет.

Анита покачала головой:

– Нет, лучше дом продать.

– Детали можно решить потом. Сейчас важно, чтобы ты вернулась в привычное для детей место, потому что главное – интересы детей. И ваша безопасность.

Анита вышла из здания суда. Кристина предложила выпить вместе кофе, но Анита хотела побыть одна. За детьми ехать через два часа. Есть немного времени.

Она прошла вдоль шумного проспекта, свернула в небольшой парк, села в кафе и взяла себе капучино. Что она чувствовала в теле…

Вот в груди тревога. Но не страх, а именно волнение. Она чувствовала, что страх ушёл. Она больше не боится за детей. Теперь она уверена, что они останутся с ней, и это самое главное. Что ещё? Возбуждение. Она не знает, что её ждёт. Приятное чувство, как перед путешествием в новое место.

Мелькали трамваи, витрины, серые и белые палаццо. Анита шла и чувствовала свою пустоту. Когда-то она нашла Бруно, чтобы заполнить её.

«Не унывай. Главное – ты есть у себя», – звучали в голове слова тёти Маши.

Анита улыбалась. Скоро лето. В этот раз впервые за восемь лет она поедет не на Сицилию.

Пустота больше не скулила. Одиночество не пугало.

У неё, у Аниты, есть она сама. И это самое главное.

49

Анита открыла глаза. Родной с детства запах. Она встала, прошлёпала босыми ногами на кухню. Тётя Маша жарила сырники. Анита подошла к ней сзади и крепко обняла, втянув знакомый аромат старинных духов.

Тётя Маша приобняла Аниту и погладила её по волосам:

– Какая ты уже большая, девочка моя.

В проёме двери показалась Катя, за ней выглядывал Миша.

– Мамочка, как я рада, что у нас теперь есть бабушка, – пискнула Катя.

Тётя Маша засмеялась и раскрыла объятия шире, чтобы обнять всех троих.

Они завтракали за круглым столом в гостиной. Размеренно тикали большие часы, улица гудела троллейбусами и звенела трамваями.

Дети с удовольствием лопали сырники, а Анита смотрела, как тётя Маша гладит её руку.

– Дождалась… сама не верю…

Анита взяла её ладонь и прижала к своим губам:

– Тётя Маша, ты совсем не постарела, всё такая же молодая…

Дети уплели сырники за пять минут и кинулись обратно в комнату. Тётя Маша достала с антресолей все старые игрушки, и они с удовольствием взялись изучать ящик «когда мама была маленькой».

Когда Бруно узнал, что Анита собирается ехать летом домой, написал сообщение:

«Не дам разрешение».

Анита ничего не ответила, она просто переслала сообщение адвокату. Дарио позвонил адвокату Бруно, и бывший муж послушно подписал документы перед сдачей паспорта. По итальянским законам это означало, что он даёт разрешение на их путешествие.

Анита решила остаться у тёти Маши на месяц. В просторной квартире места хватало. Дни пролетали между поездками на дачу к брату и городской летней жизнью.

Дети, ошалевшие от счастья, удивлялись тому, что вдруг за одно лето у них появились не только бабушка, не только дядя, но и двое кузенов. Слово «кузены» выговорить было легче, чем «двоюродные братья». Дети брата были чуть старше и научили Катю и Мишу делать рогатки и прочим штукам, о которых те и не подозревали.

Они рвали с грядок клубнику, ели её немытую, ходили на речку, бегали в поле воровать кукурузу и даже доили коров.

В городе ходили на открытые концерты, детские дискотеки, в планетарий, ели эскимо и кучу незнакомых им булочек, вроде ватрушек и кренделей.

Родной летний город, казавшийся Аните провинциальным восемь лет назад, стал вполне себе европейским. Рогатые троллейбусы плыли через широкий проспект, на каждом углу стояли аккуратные клумбы и опрятные скамейки. Скамеек в итальянских городах Аните катастрофически