Призраки Лондона - Александр Афанасьев

— До недавнего времени — да, был официально.

— Что это значит?

— Это значит, что я — как и Стивен — входил в состав сводной группы, созданной правительствами России и Великобритании для поимки на территории Великобритании опасного преступника. Извините, но большего я не могу сказать, дело засекречено. В процессе работы группы — мы наткнулись на доказательства существования подпольных сетей педофилов, регулярно совершающих тяжкие и особо тяжкие преступления против детей. А так же с сетью, занимающейся трансграничной торговлей детьми. Это дело не имело никакого отношения к тому, чем занималась наша группа — но мы попытались передать это дело официальным властям Великобритании для начала полицейского следствия. Сразу после этого — меня попытались арестовать, а Стивена — убить…

— Он жив?

Типично женский вопрос. Многое проясняющий об отношениях отставного майора 22САС и криминального инспектора Интерпола, бывшего сотрудника британской полиции. Все-таки не все так плохо в королевстве Британском, господа. Не всё.

— Да, жив. Ему и мне удалось скрыться.

— У вас есть доказательства?

— Да, есть.

Я достал телефон. В нем не было СИМ-карты, но было много других полезных функций. В том числе функция диктофона.

— Здесь два файла. Называются — номер один и номер два. Номер один — признание некоего сэра Кристиана Донохью, бывшего главы Британской секретной службы. Он признается в том, что совершал преступления против детей на протяжении более чем сорока лет, лично и в составе группы. Он так же был свидетелем как минимум двух убийств детей и называет имена тех, кто это сделал, места преступлений и даты. Номер два — этот файл записали мы. В нем все, что нам удалось накопать по этому делу за все это время.

Хана не спешила брать телефон в руки. Она размышляла.

— Некий Кристиан Донохью скончался на днях. О причинах смерти не сообщали.

— Это он и есть.

— Это было убийство?

— Я не могу об этом говорить.

— Но он и правда мертв?

— Да.

— То есть, его не привлечь в качестве свидетеля и не допросить в суде, верно?

— И нас так же не привлечь в качестве свидетелей и не допросить в суде. Потому то мы и решили передать дело вам. Интерпол занимается трансграничной преступностью. Здесь речь идет именно о ней, кому как не вам этим заниматься.

— У вас упрощенное представление о работе Интерпола

— В смысле?

— Мы занимаемся преследованием преступников совместно с национальными правоохранительными агентствами. Эффективность нашей работы зависит от сотрудничества с ними и от атмосферы доверия, какую нам удается поддерживать. Вы же предлагаете мне начать расследование, по сути, против интересов Британии на основании сомнительных и шатких доказательств. Кстати, кому вы пытались передать материалы по делу?

— Комиссионер Рид.

— О…

— Скажете что-то о ней.

Хана тщательно обдумала ответ.

— Она скажем так… политически корректна.

— И у нее однополый брак.

— Это не преступление.

— Это повод для размышлений, согласен. Но дело не в этом. Первоначально — группу возглавлял коммандер Бейли. Он действительно хотел распутать дело. И как только всплыла информация о детях — его сбила машина у дома. Машина, которую так и не нашли. А новый командующий опергруппой — сделал все, чтобы дело замять. Принял активное личное участие, чтобы не дать делу ход.

Хана сняла очки

— Мистер Влад… я понимаю, вы приехали из страны, в которой войны между спецслужбами являются нормой, как и убийства. Но Великобритания живет по совсем другим законам. Мы вовсе не мафиозная страна. И если у нас что-то выглядит как утка — то почти наверняка это утка и есть. А не замаскированный дрон Влада Путина, который шпионит за людьми.

— Как смешно.

— Вы предлагаете мне рискнуть репутацией. Которую я нарабатывала пятнадцать лет.

— Нет, я предлагаю вам рискнуть ради детей — сказал я, поднимаясь — извините, что отнял у вас время.

Я сделал попытку забрать телефон, но Хана опередила меня.

— Сядьте. Я не сказала, нет.

* * *

Хана слушала через наушники… на столе остывал ужин, к которому так никто и не притронулся. Я видел, как менялось ее лицо… это надо было видеть.

Нелегко это слушать.

Она не дослушала до конца. Сорвала наушники.

— Это… не может быть так…

— Перестаньте, Хана. Вы же понимаете, что это правда…

…

— Раздельное обучение, школы для мальчиков и девочек. И вот итог. Просто о милых забавах британского высшего света не принято говорить вслух. Это как другой мир. Параллельный мир. Вы все живете в параллельных мирах. Британия остается монархией, у вас нет конституции — но при этом она считается образцовой демократией. Так и тут. Сэр Кристиан Донохью был высокопоставленным чиновником, у него была семья, он семь лет возглавлял британскую Секретную службу. Это то, что видели все. И большую часть своей жизни он растлевал детей. Это зазеркалье.

— Но…

— Чисто ради интереса… как вы связались со всем с этим.

Хана долго не отвечала… и я уже начал думать, что и не ответит. Но потом она заговорила.

— Видите ли… я училась в Оксфорде, на социологии. Дополнительно на психологии. Тема моей работы называлась «интерсекциональность[21] маргинальных групп в тоталитарных сообществах». Я изучала природу угнетения. Ездила по южным штатам США, побывала в бывшей Югославии. Но потом… потом я начала заниматься проблемой педофилии…

…

— Во многом мой опыт социолога помогает мне. Ведь если так подумать, педофилы, а особенно гомосексуальные педофилы — и есть маргинальная группа в тоталитарной среде. Только тоталитарной средой — для них является наше общество и наши доминирующие представления о норме сексуальности. А они являются маргинальной группой. Мы считаем их сексуальное поведение девивантным и жестоко наказываем их за него. Они же свое поведение девиантным не считают. Вы кстати знаете, что в Луизиане могли приговорить к смертной казни за гомосексуальное изнасилование ребенка даже если ребенок остался жив? И эта норма существовала до самого последнего времени.

— Знаете — сказал я — это мне напоминает о словах людоеда о том, что он с детства обожает человеческое мясо и ничего поделать с собой не может. Может, вы тоже считаете, что людоеда надо пожалеть?

— Считала. До какого-то времени.

— И до какого же?