Счастливая - Элис Сиболд

Мы с ней фактически не знали друг друга: встречались лишь на занятиях у Тэсс; кроме того, я чуть ли не до этой минуты испытывала некоторую досаду оттого, что она ушла с обсуждения моего стихотворения.

— Посидишь со мной? — спросила она.

— Конечно.

— Это твое стихотворение, — вслед за тем сказала она. — Оно меня как ударило.

Я села рядом, и Мария шепотом поведала горестную историю. Мужчина и парни, только что вышедшие из палаты, не один год насиловали ее в детстве.

— Потом надругательство прекратилось, — сказала Мария. — Братья повзрослели и поняли, какая это мерзость…

— Ой, Мария, — вырвалось у меня. — Я не хотела…

— Перестань. Это к лучшему. Нужно смотреть правде в глаза.

— А матери ты рассказала?

— Она и слышать об этом не желает. Пообещала не говорить отцу, если я буду помалкивать. Мать со мной не разговаривает.

Я рассмотрела все открытки с пожеланиями выздоровления, висевшие над больничной койкой. Она была куратором общежития; все ее подопечные и подруги прислали ей открытки. Меня поразило нечто очевидное: выбросившись в окно и оставшись в живых, она попала в полную зависимость все от той же родни, которая теперь обеспечивала уход.

— Ты рассказала об этом Тэсс?

Лицо ее осветилось улыбкой.

— Тэсс — просто чудо.

— Это верно.

— В твоих стихах передано все, что я долгие годы подавляла в себе. Потому что боялась прочувствовать.

— Это хорошо? — спросила я.

— Посмотрим, — ответила она со слабой улыбкой.

Мария в конце концов поправилась и вернулась в университет. На какое-то время она прервала отношения с родными.

Но в тот день мы шутили: Мария сказала, что в качестве комментария к моему стихотворению просто выпрыгнула из окна, так что Тэсс придется зачесть ей это как выступление на семинаре. Потом заговорила я. Потому, что ей это было нужно, и потому, что тогда, рядом с ней, я была в состоянии говорить. Я рассказала ей о присяжных, об опознании и о Гейл.

— Тебе повезло, — сказала она. — Я на такое не способна. Хочу, чтобы ты шла до конца.

Мы все еще держались за руки. Каждый миг там, в больничной палате, был драгоценен для нас обеих.

В конце концов я подняла глаза и увидела ее отца, стоящего в дверях. С кровати, на которой лежала Мария, его не было видно. Но по моему взгляду она угадала его присутствие.

Он не двигался ни туда ни сюда. Выжидал, когда же я встану и уйду. Его нетерпение токами плыло в мою сторону. Он не знал в точности, о чем мы вели разговор, но явно заподозрил неладное.

К шестнадцатому ноября было произведено сличение «единичных лобковых волос, взятых у Грегори Мэдисона», с «единичными волосами негроидного типа, извлеченными из лобкового волосяного покрова Элис Сиболд в мае 1981 г.» Экспертиза установила тождество лабораторного материала по всем семнадцати показателям.

Восемнадцатого ноября Гейл составила проект служебной записки по моему делу и дала ей ход двадцать третьего числа.

«Факт насилия считаю установленным. Потерпевшая была девственницей; отмечено два разрыва девственной плевы. Лабораторные исследования показали наличие спермы, а медицинское освидетельствование зафиксировало многочисленные травмы и повреждения.

Остается открытым вопрос об идентификации личности нападавшего. Изнасилование совершено 8 мая 1981 г.; потерпевшая обратилась в полицию и дала подробные показания, однако задержанных по данному делу не было. 9 мая 1981 г. потерпевшая отбыла к месту жительства, в штат Пенсильвания. Осенью, по возвращении в Сиракьюсский университет, она заметила ответчика на улице, и тот подошел к ней со словами: „Эй, крошка, вроде мы с тобой где-то встречались?“ Потерпевшая вызвала полицию. Во время организованного мной опознания она указала на подставного участника (имеющего портретное сходство с ответчиком, по личному требованию которого он и был доставлен в зал опознания, чтобы занять место рядом с ответчиком). Позже потерпевшая в присутствии полицейских признала, что указанный ею человек мог быть как ответчиком, так и подставным. Согласно микроскопическому исследованию, лобковые волосы ответчика идентичны волосам, обнаруженным в лобковом волосяном покрове потерпевшей. На оружии (ноже), найденном на месте преступления, имеется частичный отпечаток пальца, недостаточный для сопоставления (нож отправлен мною в ФБР на дополнительную экспертизу). По заключению лаборатории, установить группу крови нападавшего по сперме невозможно вследствие значительной примеси крови потерпевшей.

Удачи следствию. Потерпевшая — надежный свидетель».

В следующий раз я отправилась домой, в Пенсильванию, на День благодарения. Через день после возвращения в Сиракьюс междугородным автобусом компании «Грейхаунд» я получила письмо, отправленное на адрес общежития.

«В соответствии с Вашим запросом, — говорилось в нем, — настоящим ставим Вас в известность, что вышепоименованное лицо, находящееся в изоляторе временного содержания, решением жюри присяжных привлекается к уголовной ответственности».

Это меня взбудоражило. Стоя у себя в комнатушке общежития «Хейвен-холл», я дрожала от волнения. Потом позвонила матери и рассказала ей. Дело мое двигалось. Похоже, до суда оставалось совсем немного — считанные дни.

Четвертого декабря я еще сидела на лекции, когда Мэдисон вручил судье, Уолтеру Т. Горману, свое заявление. Ни по одному из восьми пунктов обвинения он не признавал себя виновным. Досудебные слушания были назначены на девятое декабря. Пэкетт признал, что за его подзащитным числится одно правонарушение: мелкая кража в подростковом возрасте. Государственное обвинение не располагало дополнительными сведениями, а данные о правонарушениях, совершенных до наступления уголовной ответственности, не могли быть приняты во внимание. Когда Горман спросил заместителя районного прокурора Плочоцки (выступавшего государственным обвинителем в отсутствие Гейл, занятой на другом процессе), желает ли тот сделать заявление относительно залога, Плочоцки сказал:

«Ваша честь, у меня нет материалов по этому делу». В результате ответчика отпустили под залог в пять тысяч долларов. Я же в течение рождественских каникул пребывала в счастливом заблуждении, что насильник сидит за решеткой.

Перед отъездом домой я получила зачет по первой части курса итальянского, сдала античную литературу на «удовлетворительно» и спецкурс Тэсс — на «хорошо» (моя курсовая оказалась слабовата), а также получила две отличные оценки по спецкурсам: у Вульфа и у Гэллагер.

На каникулах повидалась со Стивом Карбонаро. Он и думать забыл про «Дон Кихота», зато приобрел манеру держать у себя в квартире (он жил рядом с Пенсильванским университетом) бутылку дорогого виски «Чивас ригал». Стив скупал на блошиных рынках старинные, до дыр протертые восточные ковры, носил атласный смокинг, курил трубку и писал сонеты для новой подружки, подкупившей его своим именем — Джульетта. Выключая свет у себя в комнате, он подглядывал за раскрепощенной любовной парочкой в квартире напротив. Вкус виски мне не понравился, а курение трубки показалось дешевым выпендрежем.