Хонас и розовый кит - Хосе Вольфанго Монтес Ваннучи

песках, который с тех пор сменил три двигателя и шестнадцать владельцев. Мы набили его сумками, удочками, жареными курицами, питьем, хлебом, кофе и антимоскитными сетками.

Ликург изумил нас, притащив бочонок с водой, в котором плавала живая рыба семидесяти сантиметров в длину, она кружила по емкости, словно хмельная.

– Ты собираешься выпустить ее в реку? – спросил я.

– У меня другие планы. Если я не выловлю и старого башмака, то вернусь домой с этой рыбой, просто выпотрошу ее. Так я докажу жене, что был на рыбалке, а не в мотеле. Однажды я провел выходные с одной голландской туристской, а по дороге домой купил пару ставрид на рынке. Хустина не поверила и пригрозила в следующий раз провести вскрытие рыбы, чтобы проверить, не вытащил ли я их из заморозки в магазине.

– С какой грымзой ты живешь! – посочувствовала Хулия.

– Настоящая хищница, – подтвердил я.

Девочки прониклись чувствами к этой живности. Они с легкостью определил пол: самец. И не ошиблись, поскольку, когда Ликург или я опускали руку в воду, рыба нас кусала, их же она терпела. Они развлекались с ней всю дорогу. Смеялись и бросали ей хлебные крошки. Они очеловечили ее с помощью экстравагантного имени: Ринго Старр. По мнению Ольги, у рыбы было лицо экс-битла.

Мы выехали с первыми лучами солнца. Боялись, что будет пасмурно. Но по мере продвижения, километр за километром, небо становилось голубым. Проехав часть пути по шоссе, мы свернули и в итоге оказались на тайных лесных тропах, которыми пользовались или контрабандисты, или нефтяные компании. Листья деревьев бились о джип, отвешивая несмолкающие зеленые аплодисменты.

Сторожка находилась на западной границе участка, принадлежащего родственникам Ликурга. Прибыв на место, мы первым делом открыли настежь двери и окна, поскольку внутри сооружения, редко посещаемого людьми, скопились тонны влаги. В пятидесяти метрах от домика несла свои темные и пенные воды река, в которой обитали цапли и юркие рыбки.

Ликург заверил нас, что это тайное святилище рыбаков, где кишат тысячи рыб. Он не преувеличивал: от избытка рыбы вода казалась черной. Но эти существа были настолько сообразительны, что воровали наживку, не попадаясь на крючок. Огорчение от невозможности поймать хотя бы самого невзрачного пескаря было легкой досадой по сравнению с работой, которую нам задали девочки. Мы должны были насаживать наживку на крючки, забрасывать удочки в реку, а затем вручать им. К рыбалке они отнеслись серьезно. Не говоря ни слова, сосредоточенные, они ждали нападения водяных чудищ. От малейшего движения поплавка они визжали, топали ногами, призывали на помощь и со всей силы тащили леску из воды, пока она не цеплялась за что-нибудь на дне реки. Мы израсходовали три набора крючков и грузил. Когда Ликургу осточертело доставать новые каждые пятнадцать минут, мне в голову пришла идея.

– Почему бы вам не порыбачить без крючков?

– Без крючков? Шутишь? Ты с луны упал?

– Назовем это отдыхом мудрецов. Такая рыбалка была излюбленным видом спорта китайских философов. Сохранились картины. Это древнее занятие, которое проповедует ненасилие. Вы не лишите жизни ни одну рыбу, не нанесете урона окружающей среде. Просто привяжите наживку к концу лески и… накормите угрей.

Предложение им понравилось, и мы освободились от обязанности ежеминутно давать им ценные указания.

Спустя какое-то время Ликург шепнул мне, что идет побродить по лесу. Он заявил, что ищет одиночества. Никто не решился за ним увязаться.

– Смотри не столкнись с тигрицей, – предостерег я.

Через минуту Ольга отправилась на поиски диких фруктов. Сказала, что обожает их, пылает к ним страстью, и пообещала принести нам парочку на пробу.

Мне, в свою очередь, пришло в голову расчехлить фотоаппарат. Более «удачных» условий для съемок не придумать. Яркий свет, нарастающая жара. Все цвета стерлись, их следы можно обнаружить только в тени манговых деревьев. К этим сложностям прибавлялось нежелание Хулии позировать. Она не убирала волосы, падающие на лицо. Высовывала язык, если кадр затягивался. Я не сдавался. Мне хотелось поймать ее легкую непокорность, молчаливый отказ, который контрастировал с нездоровым буйством света. Для этого я снимал ее через волокнистую завесу из лиан, рядом со столетними деревьями, на фоне вспененных облаков.

Когда вернулась Ольга, Хулия потребовала у нее диких фруктов.

– Я всюду искала, но не нашла ни одного, сейчас для них не время.

– Но тебя так долго не было.

– Я гуляла.

– Ты что, упала? – просила Хулия.

– Нет. С чего ты взяла?

– Я так подумала, потому что у тебя в волосах кусочки сухих листьев, а на штанах влажные пятна от земли.

Ольга покраснела. Чтобы помочь ей скрыть смущение, я предложил пофотографировать ее. Позировать предложил на берегу реки. Нас прервало возвращение Ликурга. Его мучила жажда. Мы уселись на траве выпить вина.

Вторую бутылку мы открыли в обед. Рыбы на столе не было. Из-за зашкаливающего коэффициента интеллекта обитателей этой реки для их поимки требовалась помощь компьютера. Мы пообедали полуфабрикатами.

Заставить девушек разогреть еду стоило усилий. Они неохотно исполнили просьбу, поскольку из-за жары разводить огонь было настоящим испытанием. Самая страшная пытка была в полдень, когда солнце устраивало настоящее пиротехническое шоу. Уверен, сардины, выловленные в этот час, сразу готовы к употреблению.

Ближе к вечеру жара спала. И мы отважились снова выйти на берег реки.

Вода больше не пенилась, сменила грязно-коричневый цвет на зеленый и успокоилась. Забрасываем удочки. Но ни одной рыбы глупее нас не нашлось. Ликург, потеряв приманку больше четырех раз, убедился в бесполезности нашей затеи и сказал:

– Я в лес. Возьму с собой ружье. Может быть, встречу какого-нибудь броненосца.

Он не предложил никому составить ему компанию. Спустя пару мгновений Ольга, менее изощренная в выдумках, заявила:

– Пойду поищу дикие фрукты. Может, мне повезет больше, чем утром.

Хулии сделалось противно от того, что они снова сбежали. Я также не спешил кричать «аллилуйя» из-за возможности интимной близости. Жара превращала любой контакт в потогонное упражнение. А ленивый и слабый ветер не освежал воздух. Хулия сидела рядом со мной с распущенными волосами и обезумевшим взглядом и глубоко дышала. Жара лишила ее сил. Перепады температуры она переносила хуже, чем экзотическая бабочка.

– Черт, не могу больше в одежде, – сказала она и принялась раздеваться.

Я наслаждался видом ее белых ягодиц, направившихся к дому. Вернулась она в голубом купальнике с довольной и жестокой улыбкой на лице.

– Пойдем окунемся, – предложила она.

– Не хочу. Не люблю холодное течение, – ответил я.

– Оно теплое.

– Я забыл дома плавки.

– Купайся в трусах, – настаивала Хулия.

– Мама запрещала мне купаться в нижнем белье.

– Признайся, ты боишься воды, – обвинила