Демон в моих глазах - Рут Ренделл

На самой Тринити-роуд ничего не происходило. Номер 142 был абсолютно темен. Артур вошел в холл и медленно пошел по темному коридору в сторону комнаты № 2. Охота, устроенная полицией, его совершенно не интересовала и не вызвала у него никакого любопытства. Ничто на свете не могло вывести его из всеохватывающего состояния серого страдания, которое пришло после неверия, ярости и боли. Свадьба и очевидное счастье Уинстона и Линтии только расцветили его депрессию дополнительными красками. А в аэропорту, когда они пили кофе, появился еще один – ужасный – аспект этого страдания. В этом шумном месте, где люди постоянно приезжали и уезжали, он оказался окружен копиями Хелен. Каждая голова со светлыми волосами, которая смотрела в другую сторону, могла повернуться к нему, и он бы мог увидеть лицо Хелен. Походка одной из женщин на расстоянии была абсолютно похожа на походку Хелен. Другая женщина, возбужденно беседовавшая с мужчиной, который легко мог оказаться Роджером – откуда Антони было знать? – все время повторяла жесты Хелен; ее мягкий и чистый смех звучал в ушах Антони как смех Хелен. Один раз он был настолько уверен, что видит Хелен, что даже встал и задержал дыхание. Другие, наверное, подумали, что он совсем сошел с ума и у него начались галлюцинации.

Антони вставил свой ключ в замок, но прежде чем он успел войти в комнату № 2, входная дверь открылась и появилась Ли-Ли Чан. В руках у нее был оранжевый пакет с бельем Артура Джонсона.

– Ты что, таскала его с собой всю ночь? – осуждающе поинтересовался Антони.

– А вот и не всю – сейчас только двенадцать. – Ли-Ли помахала мешком. – Может быть, ты теперь возьмешь его? Думаю, он обрадуется, что все в целости и сохранности.

– Зная Артура, я думаю, что он почти сошел с ума, беспокоясь о своих вещах. И ты сама можешь отнести ему этот пакет.

Ли-Ли надула губы и с хихиканьем исчезла за первым поворотом лестницы. Антони решил, что будет лучше, если он пойдет вместе с ней. Догнал он ее тогда, когда она взбиралась уже на второй пролет.

– Думаю, что он уже спит. Он всегда рано ложится. Лучше всего оставить пакет перед дверью.

– Окей, – Ли-Ли бросила пакет на лестничную площадку. – Как отвратительно, должно быть, быть таким старым и ложиться в постель в полночь… – Девушка призывно улыбнулась Антони. – Хочешь попробовать настоящего китайского чая?

– Нет, благодарю. Я тоже привык ложиться в полночь.

Антони зашел в комнату № 2 и плотно закрыл за собой дверь. Прошло некоторое время, прежде чем он смог заснуть, – Ли-Ли отомстила ему и, готовясь к завтрашнему путешествию, подняла жуткий шум, хлопая дверью гардероба и бросая свою обувь через всю комнату. Угомонилась она только около трех часов утра.

Артур услышал, как полицейская машина подъехала к воротам «Грейнерс» через полчаса после того, как спрятался в офисе. Он увидел, как лучи фонарей шарят по двору. Полицейские подошли к офису и даже обошли его кругом, но, поскольку дверь была не взломана, а стекла остались целыми, они ушли. Артур услышал, как за ними звякнули ворота. Кровь из губы остановилась. Когда он посчитал, что уже можно безопасно встать, завернул окровавленный платок в лист бумаги и засунул сверток в карман пальто. В комнате было почти совсем темно, ее освещал только тусклый свет фонарей, находившихся на Магдален-хилл. Артур не решился зажечь свет или включить электрический камин, хотя комната больше походила на ледник. Его шарф был весь перепачкан в крови, однако пятна были не такими страшными и заметными, и его вполне можно было надеть. Самым важным было не оставить следов крови или кровавых отпечатков пальцев в помещении. Однако желтого полусвета хватило, чтобы определить, что на ворсе ковра никаких следов не было. Артур облизывал свои пальцы до тех пор, пока не перестал чувствовать вкус соли. Затем он опять улегся на полу и стал ждать, когда пройдет это медленно тянущееся время. Его ребра с левой стороны сильно болели, но ему показалось, что кости были целы.

На улице полиция прочешет весь район. Потом, ничего не найдя, они станут расширять район поисков. Может быть, они вообще не появятся на Тринити-роуд?

Когда же, наконец, рассветет? При свете дня любой прохожий сможет рассмотреть его разбитую физиономию – если бы он только мог посмотреть, насколько она разбита, – однако одинокий человек, бредущий по улицам среди ночи, привлечет гораздо больше внимания.

Когда желтоватый свет фонарей сменился молочно-белым светом рассвета, Артур заставил себя встать и выглянуть из окна на пустой двор. Его тело словно одеревенело, все конечности ныли, а острая переменная боль терзала его левый бок. Часы Артура были разбиты, и стрелки все еще показывали девять двадцать вечера прошлого дня. С того момента прошло уже, наверное, не менее одиннадцати часов. Хотя часы и разбились, но очки в очечнике не пострадали. Он надел их, хоть это и были очки для чтения и видел он в них только размытые контуры, но они вполне могли скрыть его глаза. Что касается разбитой губы, то Артур намочил слюной кончик шарфа и стал вслепую обрабатывать рану, морщась, когда жесткие нити касались ее краев. Утро было очень холодным, и Артур заметил, что с неба стала сыпать мелкая снежная крупа, которая таяла, едва коснувшись земли. В такой день человек с закутанным лицом не привлечет ничьего внимания.

Пытаясь взять себя в руки и унять противную дрожь, Артур вышел из офиса и закрыл за собой дверь. В помещении не осталось никаких следов его пребывания. Снежная крупа превратилась в настоящий снегопад, когда он подошел к воротам. Первый в этом году снег вился вокруг него, и крупные снежинки падали на его разбитую губу. Артур закрыл рот шарфом и, низко опустив глаза, решительно направился в сторону Магдален-хилл. По дороге он не встретил никого, кроме мальчика, который продавал воскресные газеты. Встреча Артура с девушкой-юношей на муниципальной парковке произошла слишком поздно накануне вечером, поэтому в газетах о ней еще ничего не написали. Мальчуган, одетый в теплое пальто и шапку-балаклаву, не обратил на Артура никакого внимания. Мужчина, выгуливавший ретривера на Баллиол-стрит, тоже не посмотрел на него, так же как и уборщица, которая открывала дверь «Водяной лилии». Лицо ее тоже было укутано шарфом, который закрывал всю его нижнюю часть.

В конюшни Артур вошел в тот момент, когда часы на церкви Всех Святых начали отбивать восемь. Кто-то оставил вчерашнюю газету около мусорного ящика в проезде, и Артур, взяв ее, засунул под мышку, так чтобы любой, кто его увидит, подумал бы, что мужчина выходил купить воскресные газеты. Но никто его так и не увидел. Шторы Ли-Ли были плотно задернуты. Артур осторожно поднялся по лестнице, стараясь не нарушить могильной тишины дома. На верхней площадке, прислоненный к входной двери, его ждал оранжевый пакет. В какой-то момент Ли-Ли все-таки принесла его. Интересно, стучала ли она в его дверь? И если да, то решила ли, что он крепко спит? Или китаянка оставила пакет внизу, а Антони Джонсон, последний из оставшихся жильцов дома, решил принести его наверх? Теперь он этого никогда не узнает. Если Антони Джонсон уже проснулся, то в его комнате будет гореть люстра – зимой в комнате номер два было темно до девяти утра. Однако квадратов света, перечеркнутых крестом оконного переплета, на зеленоватой земле дворика не было видно. Снег продолжал падать в этот колодец, пролетая мимо двери в подвал и медленно сползая по кирпичным стенам, как струйки воды.