Мата Хари. Подлинная история легендарной шпионки XX века - Сэм Ваагенаар

Тут капитан Бушардон продолжил зачитывать ей информацию, содержавшуюся в радиограмме фон Калле от 14 декабря. Она касалась бельгийского шпиона Аллара, невидимых чернил и десанта в устье Шельды.

— Я точно не говорила с фон Калле о разработке французами невидимых чернил, — возразила Мата Хари. — Что касается бельгийца Аллара, то я не думаю, что упоминала его в разговоре с фон Калле. Правда, я несколько раз говорила о нем в отеле «Ритц» в Мадриде, где это могли подслушать разные люди. О десанте в устье Шельды я не могла говорить по той простой причине, что совсем ничего об этом не знала.

Бушардон вернулся к случаю с британским агентом.

— Я хотел бы вам наглядно показать, что для человека, предложившего свои услуги Франции, это очень странное поведение, когда вы открыто и в присутствии персонала отеля — о котором вы сами сказали, что он проявлял очевидное любопытство, — говорите о том, что некий Аллар — английский шпион.

Если это служило его целям, ход мыслей Бушардона всегда принимал странные формы. Утверждение Маты Хари, что фон Калле, возможно, подкупил служащих «Ритца», чтобы те читали ее почту, он не принял на веру, даже посчитал это утверждение абсурдным. А возможность того, что те же самые служащие отеля могли бы сообщить фон Калле об упоминании Матой Хари имени Аллара как британского шпиона, была для него вполне приемлемой. Он не только с ходу принял ее, но даже воспользовался ею как одой из причин для последующей казни своей жертвы.

Бушардон продолжал указывать на то, что «информация о невидимых чернилах имела огромную важность», ведь это означало, что немцы узнают, что французы раскрыли состав и принцип использования их сверхсекретных чернил, открытие, которое французам не удалось сделать до 9 октября 1916 года. И это — сделал вывод Бушардон — было как раз за месяц до того, как Мата Хари выехала из Парижа в Испанию.

Мата Хари вернулась к предыдущему обвинению капитана:

— Вы все время утверждаете, что я предложила французской контрразведке свои услуги. Это не так. Я вообще ничего не предлагала капитану Ладу. Это он попросил меня работать для него. Я согласилась лишь через месяц и после долгого обдумывания. К тому времени у меня уже были большие планы, но я не знала, увенчаются ли они успехом. В любом случае — так как мне должны были заплатить лишь после выполнения моей работы, я ничего не украла у капитана. Что касается чернил — я клянусь, что не знаю вовсе ничего об этом.

— Какие чернила для тайнописи вы получали от немцев, прежде чем встретились с фон Калле?

— Я повторяю, что не имела никаких контактов с немцами, до того как познакомилась с фон Калле. Это достаточная причина, чтобы у меня не было никаких чернил, о которых вы говорите.

— Итак, тогда я предъявлю вам улики. Не зная, что вы арестованы, Берлин 6 марта послал фон Калле следующее сообщение: «Пожалуйста, сообщите нам, была ли проинструктирована агент Х-21, что для всех донесений следует использовать невидимые чернила, переданные ей, и показали ли ей, что применение этих чернил не может быть обнаружено противником». Еще 23 декабря — чтобы держать вас в курсе дела — немецкая разведка послала фон Калле такое сообщение: «Невидимые чернила, которыми располагает Х-21, не могут быть обнаружены французами, если бумагу до и после применения чернил обрабатывать точно по инструкции».

— Я вообще ничего не понимаю в этой вашей истории с секретными чернилами, — возразила Мата Хари. — Я никогда в жизни не пользовалась чернилами для тайнописи, а, кроме того, где бы я могла спрятать их в Англии, когда там обыскали весь мой багаж, а все туалетные принадлежности проверяли химическими методами? И, наконец, еще раз — я не агент Х-21.

Но Бушардон еще не закончил:

— Мы просим вам серьезно подумать обо всем, что обсуждалось сегодня. Вы упоминали некие сведения, которые передавали полковнику Данвиню и капитану Ладу и о ценности которых нам придется судить самим. Но не могли ли вы руководствоваться при этом иными соображениями? Вам было тяжело дальше жить в Мадриде, как вы жили, и по-прежнему встречаться с фон Калле. Так как вы точно знали, что за вами всегда следят наши агенты, вам нужно было задуматься об объяснениях, которые вам пришлось бы давать при случае. И потому, чтобы объяснить мотивы ваших посещений немецкого военного атташе и рассеять наши подозрения, вам просто необходимо было действовать так, будто вы поставляете французам некоторые сведения. Это основополагающий принцип любой разведывательной игры. Вы слишком умны, чтобы не учитывать это.

— Я могу только повторить, что уже говорила всегда. Я никогда не делала французам каких-либо предложений по моей собственной инициативе. Я не специалист в шпионских делах, потому что просто никогда о них не думала — пока меня не привел к ним разговор с капитаном Ладу. Я понятия не имею, что нужно делать и что нельзя. Я сказала ему прямо и четко: «Капитан, если я получу для вас информацию, обязательно проверьте ее перед тем, как воспользоваться. Я могу вам передавать только то, что и как я слышу». И когда он предложил мне французские невидимые чернила, я отказалась. Во всяком случае, это был бы очень милый подарок для немцев — если бы я работала на них.

И когда он соблазнял меня возможностью познакомиться с его агентами, я тоже отказалась. Но если бы я была на службе у немцев, то как же я упустила бы такую возможность передать им их имена?

Когда я заметила, что капитан Ладу несколько недоверчив, я сказала ему: «Я не хочу знать никаких ваших секретов, дайте мне действовать моими собственными методами. Я прошу от вас только одного: оставьте меня в покое». — «Хорошо», — ответил он. И мы пожали друг другу руки.

— Как бы то ни было, — сказал капитан Бушардон, — мне кажется странным, что вы отрицаете правильность информации, которую фон Калле так досконально точно радировал в Берлин. Когда он, к примеру, 23 декабря 1916 года сообщал своему шефу, что Х-21 просила срочно заплатить ей 5000 франков при посредничестве ее горничной через банк «Комптуар д'Эскомпт» в Париже, то тут он ничего не выдумал. Потому что 16 января 1917 года деньги поступили. Следовательно, вы дали ему очень точные инструкции, которые он уверенно передал дальше в Берлин.

— Я отправляла Анне Линтьенс телеграммы из Лондона и из Мадрида и поручала ей попросить денег у